Так как сопряженность индивида с высшей духовной сущностью народа лежит в глубинных его корнях, то она тем самым предшествует эмпирическому содержанию и деятельности его актуального сознания и неизменно должна окрашивать их своими тональностями. Эта сущность предшествует бытию каждого отдельного человека, каково бы ни было его относительное положение среди народа, каково бы ни было достоинство его личного дарования. И величайший гений во всех устремлениях и тональностях своего творчества, и самый обыденный простолюдин в своем характере и преимущественных психических наклонностях одинаково прослаиваются веяниями высшего единства народа, императивно придающими всему особый и своеобразный колорит,
Индивидуальность человека может бьггь бесконечно разнообразна, и сам человек в своем волевом самосознании может чуждаться и даже ненавидеть свой народ, совершенно не понимать или отрицать его идеалы, противиться всеми силами его современному состоянию, желаниям и влекущим целям, но, несмотря на все это, при всех условиях дух народа неизменно продолжает окрашивать все его существо, влечения и поступки. Высшая сущность народа всегда и при всех условиях покрывает все совершающиеся в нем процессы и все разнообразие индивидуальностей, она окрашивает своими тональностями все иерархические ступени глубинности жизни, она все и всех влечет к определенным энтелехийным целям, она творчески направляет и координирует все конкретные устремления. Итак — духовная сущность народа есть реальность высшего порядка и достоинства, чем отдельные составляющие ее индивиды, предсуществует им и относится к ним как синтетическое всеобщее начало.
Какова же природа этой духовной сущности человеческого общества? Есть ли она некоторое высшее обособленное и индивидуальное начало, тождественное по принцип}? отдельным индивидам и представляющее из себя такую же, как и они, субъектную самость, имеющую только высшее иерархическое достоинство и потому трансцендентную им? — На пути истории утвердительный ответ на этот вопрос в наиболее яркой и решительной форме мы встречаем в философии Гегеля. По его учению, множественность и дифференцированность индивидов народа всецело обусловливается эмпирическими условиями феноменального. Эта дифференциация осуществляется в категории воли, природа которой и полагается самоопределением разума. Все единичное есть только акциденции, модусы единой всеобщей субстанции, и в стихии абсолютной спекулятивности всякое различие между ними, их дифференцированность, исчезают.
По мере эволюции индивида происходит принципиальное преодоление конкретной субъективности и переход к объективности Всеобщего, и в этом процессе происходит постепенное отождествление с высшим спекулятивным бытием народного духа. «Субъективная воля должна познать свое спекулятивное тождество с другими субъективными волями. Она должна убедиться и признать, что множество индивидуальных воль есть «множество» лишь по своей внешней видимости, по своему явлению; по существу же это множество не разъединено реально, но образует одну единую Всеобщность, единую всеобщую волю, народный дух (Volksgeist). Эта единая всеобщая воля и есть та духовная субстанция, которая входит в каждую единичную волю в качестве ее живой сущности и заключает в себе все единичные воли в качестве своих живых органов»23
. Таким образом, Гегель утверждает, что дух народа и дух отдельного индивида тождественны по принципу бытия, ибо они различаются лишь наличием у второго привязанностей к конкретноэмпирической субъективности. Это различие касается лишь актуального состояния, но не самой глубинной природы.Всеобщая воля — «по себе сущая субстанция» — создает единичное в своем тлении, а потому единичная воля есть «для себя сущее явление». Отсюда явствует, что для Гегеля духовная сущность народа представляется ничем иным, как духовной сущностью некоторого совершенного человека, т. е. он понимает ее как монаду, Гегель затушевывает остроту этого вывода и обходит неизбежно вытекающие из него непримиримые противоречия благодаря двум другим взаимно сопряженным и одинаково неправильным положениям его системы. Во-первых, он отрицает основоположность начала индивидуальности, ибо его субстанциальная стихия есть единое спекулятивное понятие. Во-вторых, он отвергает закон иерархического строения в его глубоком смысле, распространяя его лишь на промежуток между спекулятивным и конкретным эмпирическим, но не саму спекулятивную стихию. Между тем при принятии основоположности начала индивидуальности в связи с законом иерархического строения, т. е. при признании, что ноуменальный мир не плоскостей, но, напротив, в своей собственной природе глубинен, есть совершенно организованная синархия, действительное