Основы теории судебных доказательств в уголовном процессе

Причем речь идет не только об эмоциональной или этической оценке жизненных ситуаций (понятия о добре и зле, что есть благо и что есть вред), а о физическом восприятии действительности. На планете проживают миллионы людей, страдающих визуальными и слуховыми галлюцинациями, чье состояние обусловлено психическими заболеваниями. Однако далеко не все из них считают себя больными, напротив – часть из них полагает, что лечение необходимо лечащим врачам, а их картина мира – правильна и объективна. И все же, господствующей, на сегодня, парадигмой в научном сообществе является материалистическая концепция, согласно которой объективные обстоятельства внешнего мира независимы от сознания отдельного человека и познаваемы, при использовании надлежащих методов, субъектами познания, обладающими достаточной квалификацией при должном соблюдении методологии. Различные выводы относительно одного и того же искомого факта свидетельствуют о том, что кем-то из исследователей допущена ошибка.

Поскольку уголовно-процессуальное доказывание, является частным случаем общенаучного познания, доктрина уголовного процесса, в соответствии с основами гносеологии, исходит из возможности, в большинстве случаев, объективно установить посредством уголовно-процессуального доказывания искомые обстоятельства, составляющие предмет доказывания в уголовном судопроизводстве. Вместе с этим, практически не подвергается сомнению утверждение, что, во-первых, объективная истина иногда все-таки может быть не достигнута полностью – при производстве по конкретному делу, во-вторых в ряде случаев законодатель жертвует целью ее достижения ради других благих целей, главным образом, связанных с зашитой прав человека в ходе осуществления уголовного преследования.

Так, ввиду сохраняющегося в судебно-следственной практике особо доверительного отношения к такому доказательству как признательные показания обвиняемого, некоторые недобросовестные сотрудники правоохранительных органов могут пойти на нарушение закона для получения «нужных» показаний. Однако, такие действия недопустимы даже в случае полной уверенности участников уголовного судопроизводства, осуществляющих уголовное преследование в виновности лица. Между тем, если бы достижение объективной истины являлось главной целью доказывания такой подход был бы допустим. К сожалению, провозглашаемый в качестве основ государственной идеологии приоритет государственных и общественных интересов над правами человека еще менее века назад оправдывал в отечественной судебно-следственной практике применение к подследственным физического и психического насилия в целях установления истины – особенно, по так называемых, «государственным», «политическим» преступлениям.

Опять же, исходя из цели защиты прав личности законодатель не допускает использование в качестве источников познания правдивых (достоверных) доказательств, полученных с нарушением закона. Так, обыск, проведенный в отсутствии понятых, даже если в ходе его проведения было обнаружены украденное имущество или запрещенные к обороту вещества, будет являться незаконным, а обнаруженные объекты не смогут быть приобщены в качестве вещественных доказательств. Но оправдано ли такое правило, если несоблюдение формального условия собирания доказательств может позволить уйти от ответственности преступнику? На первый взгляд может показаться, что нет. Однако, если вдуматься глубже, данная гарантия защищает интересы не только отдельного обвиняемого по уголовному делу, но и всего общества в целом. Ведь завтра на скамье подсудимых может оказаться другой – непричастный к нарушению закона человек, а на месте добросовестного следователя, ложно понявшего интересы службы и пошедшего на нарушение закона ради достижения истины, может оказаться преступник в погонах, фальсифицирующий доказательства ради улучшения статистики раскрываемости преступлений. А отсутствие понятых или видео-фиксации следственного действия позволит реализовать низменный умысел. Таким образом, жертвуя, в ряде случаев, целью достижения объективной истины, законодатель, используя институт недопустимости доказательств, устанавливает высокие и требовательные стандарты при их собирании.