Особь

Вот уже целых две недели биолог почти не выходил из своего кабинета. Опыты на афганских крысах ставились со всеми возможными предосторожностями – и не только из-за смертельной опасности Rattus Pushtunus. Препарируемых крыс, по понятным причинам, нельзя было оживить, а заниматься отловом новых особей у Мефодия Николаевича не было ни желания, ни возможностей.

Опыты дали немало. Суровцев окончательно убедился, что при температуре минус пять омерзительные грызуны почти мгновенно гибнут. Холод необратимо деформировал кровеносную систему крыс: даже помещенная в тепло после холодильника, такая особь погибала менее чем через четверть часа. А главное, становилась какой-то вялой и апатичной, не проявляя никаких поползновений напасть на человека. К ужасу Лиды, ученый даже брал таких примороженных крыс за хвост, удерживая на весу, подобно безобидным лабораторным мышам; Rattus Pushtunus бессмысленно пялились на него своими огромными, почти человеческими голубыми глазами, чуть слышно попискивали, но при этом даже не дергались.

Правда, пока было неизвестно, каким образом действует холод на людей, инфицированных страшным вирусом. Вполне возможно, что жертвы укусов бесповоротно избавлялись от приобретенного вируса агрессивности. Но как знать – может быть, холод лишь удесятерял лютую злобу?!

Как бы то ни было, но о своем открытии Мефодий Николаевич тут же известил мэрию, потребовав от дежурного связиста немедленно передать сводку градоначальнику с пометкой «срочно!». Мэр связался с ученым на следующий же день: мол, все это очень интересно, но какая всем нам от этого может быть практическая польза?

– Большая! – крикнул Суровцев, силясь перекричать радиошумы. – Я бы даже сказал – огромная! Ведь скоро зима. Температура в Южном округе опустится до минус пяти как минимум. И мы вполне сможем сделать так, что теплолюбивые крысы подохнут по естественным причинам.

– Но ведь… – начал было мэр, однако Мефодий Николаевич бесцеремонно перебил его:

– Да, да, понимаю: с наступлением холодов Rattus Pushtunus наверняка будут прятаться там, где холода им не страшны: в теплотрассах, в бойлерных, котельных, подвалах домов… Мало ли в Южном округе мест, куда не проникают даже самые лютые морозы! Но если полностью отключить наш блокадный район от теплоснабжения и электричества…

Мэр пообещал подумать, но по тону этого обещания Суровцеву стало ясно: ему просто не доверяют.

И не ошибся в расчетах: во время следующего сеанса связи градоначальник сразу же взял инициативу в свои руки. В категоричной манере он сообщил, что отключение Южного округа от теплоснабжения, электричества и всего остального категорически неприемлемо.

– Пока у вас хоть обстановка более или менее стабильная, – пояснил он и тут же поправился: – То есть стабильная в рамках той внештатной ситуации, которая уже сложилась… И к которой многие уже привыкли. Продукты, медикаменты и все необходимое доставляют бесперебойно. Если же отключить тепло и электричество, ситуация может резко ухудшиться. И, боюсь, не только у вас…

Мэр явно не хотел называть вещи своими именами, однако Мефодий Николаевич безошибочно понял, что имеется в виду. Мол, в случае резкого ухудшения ситуации жителям Южного округа просто нечего будет терять. И тогда – штурм мостов через реку, массовое сумасшествие и многочисленные жертвы…

Однако Суровцев упрямо гнул свою линию.

– Я готов продемонстрировать результаты опытов где угодно, – заверил он. – Я не прошу, чтобы меня эвакуировали из Центрального зоопарка. Но если вы предоставите мне какой-нибудь способ связи, пусть даже односторонний, – я готов переслать вам и подробную видеозапись, и журнал лабораторных наблюдений. В противном случае я все равно найду способ поделиться результатами этих опытов, – вкрадчивым голосом шантажиста пообещал Мефодий Николаевич. – Но тогда вся полнота ответственности за непредпринятые меры ляжет на вас…

Градоначальник вновь пообещал подумать – он один, мол, неправомочен на такие решения. По всему было понятно, что он в обычной казенной манере будет тянуть время до последнего, не говоря ни «да», ни «нет».

Завершив сеанс связи, Суровцев отправился к лаборантке. Он не видел ее уже два дня: позавчера, поздно вечером, милицейская бронемашина повезла-таки ее по всем адресам, где только можно было получить хоть какую-то информацию об отце. На этот раз Мефодий Николаевич не сумел составить Лиде компанию: в тот день он ставил очень серьезный опыт по биохимии крови крыс, и опыт этот требовал его постоянного присутствия.

– Лида! – ученый постучал в комнату девушки. – Ты у себя? У меня тут новости…

Легонько толкнув дверь, Суровцев обнаружил, что она не заперта. Девушки в комнате не было, и это удивляло; в такое время она обычно была у себя. Предчувствуя нечто недоброе, ученый бросился в серпентарий, где лаборантка вполне могла заниматься любимыми гадами, но не обнаружил ее и там. Не было лаборантки ни на хоздворе, ни на всех четырех этажах административного корпуса…

Все это явно не походило на Лиду. Предчувствуя недоброе, Суровцев отправился в вагончик милицейской охраны.