Особенно Ломбардия. Образы Италии XXI

Меня всегда завораживало то, что Пьяченца была городом, с которого начался Первый крестовый поход. Поэтому, приехав первый раз в Пьяченцу, я тут же и устремился к площади Крестоносцев, Piazzale delle Crociate. Мне очень хотелось увидеть место, где в 1095 году папа Урбан II обратился к толпе со страстным призывом отправиться невесть куда за Гробом Господним, объявив: «Если отправитесь, то получите справедливое воздаяние в выси небес; если не отправитесь, Божья кара настигнет вас», – по-итальянски это звучит очень поэтично:

...

Se verrete, riceverete il giusto guiderdone nell\'alto dei cieli; se non verrete, ricadra su di voi il castigo di Dio

– и крик «Этого хочет Бог» был ему ответом, ибо чем, кроме как воодушевлением, толпа может ответить на столь резко сформулированное предложение. Папы были мастера лозунгов, и именно Пьяченце выпала честь стать городом, в котором началось пробуждение Европы от спячки Темных веков, наступившей после падения Римской империи. Благодаря крестовым походам мир стряхнул свои отрепья, как выразился в своей летописи французский монах Радульф Глабер, континент пришел в движение, призыв папы возвысил души над национальными и социальными разногласиями, так как каждый почувствовал, что он христианин прежде всего, и крест на плаще соединил последнего крестьянина с первым рыцарем. В чудном единении тысячи отправились в неизвестность, и неведомые земли раскрылись перед ними, и на своем пути встречали они густонаселенные города, огромные храмы и дворцы, неимоверные богатства, прекрасные сады, толпы пестро и необычно одетых людей; все то, о чем они не имели ни малейшего представления, так как дома жили в серой убогости холодных лачуг, ходили в отрепьях, и первый рыцарь был столь же немыт, сколь и последний крестьянин. Люди с крестом на плаще встречали зной, пустыни, ядовитых гадов, болезни и ятаганы, гибли и шли дальше, и в конце концов, несмотря ни на что, до Святой земли дошли и у неверных даже ее на некоторое время отвоевали, основав четыре христианских государства: княжество Антиохию, графство Эдессу, Иерусалимское королевство и графство Триполи; основали их точь-в-точь на той территории, где сейчас евреи с арабами сражаются и через которую проходили пути в Индию и Китай. После основания государств крестоносцев Западная Европа начала образовываться и богатеть, заимствовала у арабов математику и медицину, бархат и хлопок, рис и сахар и многое что другое, но главное – манеру жизни, так как в Византии, Сирии и Леванте увидела нечто, отличающееся от привычной грязи. Встреча с Востоком, последовавшая после Первого крестового похода, была для Европы важнее, чем открытие Америки. Началось же все в Пьяченце, на площади Крестоносцев, Пьяццале делле Крочате.

Вобьешь себе какую-нибудь мысль в голову, и потом голова гремит этой мыслью, как сухая тыква своими семечками. Вот, например, тот факт, что Ленинград является колыбелью трех революций, совсем для меня вроде как и не существенен. Когда я каждый день перехожу Дворцовую площадь, перед моими глазами не возникает мифологическая сцена из фильма «Октябрь» Эйзенштейна с перелезающими чугунную решетку революционными матросами, но я вполне могу представить себе спятившего на революции западного университетского интеллектуала, для которого Петербург дышит революцией и который только из-за этого туда и направляется. Вряд ли кто-нибудь из пьячентинцев вспоминает, что именно из их города на дорогу истории выехал рыцарь-крестоносец, призрачная и привлекательная фигура европейской истории, принимавшая множество обличий: Готье Нищего, или Вальтера Голяка, как его еще называют, возглавившего вместе с Петром Пустынником ораву совсем отчаянных головорезов, прошедших всю Европу до Константинополя и по пути грабившую, разбойничавшую и избивавшую евреев; Бамбергского всадника, самой энигматичной готической скульптуры; конного латника на гравюре Дюрера «Рыцарь, смерть и дьявол»; героев, воспетых трубадурами, мейстерзингерами, Тассо, Боярдо, Ариосто; сервантесовского рыцаря Печального Образа; и, наконец, – «Жил на свете рыцарь бедный, Молчаливый и простой, С виду сумрачный и бледный, Духом смелый и прямой. Он имел одно виденье, Непостижное уму, И глубоко впечатленье В сердце врезалось ему» – князя Мышкина; и это только если самых главных упомянуть из многоликой высокодуховной толпы, выпущенной из ворот Пьяченцы, о которой пьячентинец вспоминает не больше, чем я о революционных матросах на Дворцовой площади. Мне же крестоносцы все время лезли в голову, пока я шел через всю Пьяченцу на встречу с Пьяццале делле Крочате.