Особенности национальной бюрократии. С царских времен до эпохи Путина

Любой вопрос какой-нибудь комиссар и или красный командир мог решить, положив руку на кобуру своего верного маузера. Да и «сознательный пролетарий» мог отправиться с жалобой в райком партии или ЧК, где сидел тот же парень в кожанке с маузером. Который отправлялся в канцелярию и наводил порядок. Революционная романтика, блин… Да и нравы тогда были суровые. Так, в 1919 году в Перми был исключен из партии работник райкома Иван Селезнев. Его вина состояла в том, что он взял в магазине масло и не заплатил. К тому же примерно до 1920 года никто, в том числе и большевики, точно не знал, чем все кончится. Красные лидеры разрабатывали планы продолжения работы в подполье в случае поражения.

Многих бюрократических вывертов не наблюдалось по той же причине, по какой их не бывает в воющей армии. Система регулировалась войной. В таких суровых условиях бюрократический организм размножаться не может.

* * *

Однако в военный коммунизм закладывалась мина замедленного действия. Сама система распределения, как позже — плановая экономика, предполагает огромную систему учета и контроля. «Социализм — это учет», — сказал Ленин. А кто учитывает? Вот именно. Кроме того, любая революция открывает бездну так называемых социальных лифтов. То есть возможности в мгновение ока взлететь сколь угодно высоко. И взлетали. Обстоятельства таких взлетов могли быть совершенно случайны. Вот пример, отраженный в знаменитом романе Анатолия Мариенгофа «Роман без вранья». Друг его и Есенина Григорий Колобов (в романе — Молабух) внезапно угодил в большие железнодорожные начальники, хотя не был ни железнодорожником по специальности, ни членом партии, ни даже пролетарием. С чего бы это? А вот так случилось.

Это я к тому, что в управленческую структуру занесло революционными ветрами огромное количество самых разных людей. К тому же партия, из которой поставлялись основные кадры, росла как на дрожжах. Так, в 1919 году лишь восемь (!) процентов в ВКП(б) составляли люди, вступившие в нее до февраля 1917 года. А 80 % вступили в партию после Октября. Разумеется, при таком наплыве в большевики попадали очень разные люди. Одни вступали из желания «победить или умереть коммунистом», другие… Мало ли зачем.

Все это проявилось в полной мере — лишь только стало понятно, что большевики уселись если и не надолго, то, по крайней мере, в ближайшем времени их крушения ждать не придется. Огромная бюрократическая машина начала с успехом проявлять свои милые качества. Тем более что военный коммунизм закончился и начался нэп. Жить становилось лучше, а появившаяся коммерция открывала широкий простор для коррупции. И вот тогда-то сразу и резко проявилось: страна, претендовавшая на создание принципиально нового общества, оказалась донельзя забюрократизированной. Всего три года исполнилось новой власти, а уровень бюрократии был уже просто аховый. Хуже того. Благодаря «высокой» квалификации чиновников система работала хуже некуда.

К примеру, в 1918 году Ленин писал с восторгом: «…В России совсем разбили чиновничий аппарат… и дали гораздо более доступное представительство именно рабочим и крестьянам, их Советами заменили чиновников, или их Советы поставили над чиновниками». И это не слова на публику. Ильич и в самом деле так думал.

А уже в 1920 вождь мирового пролетариата заговорил уже по-другому:

«Наш госаппарат, за исключением Наркоминдела, в наибольшей степени представляет из себя пережиток старого, в наименьшей степени подвергнутого сколько-нибудь серьезным изменениям. Он только слегка подкрашен сверху».

Ему вторил один из ближайших соратников Троцкого А. Иоффе. Наблюдая нравы новой элиты, в том же году он отмечал с горечью: «Сверху донизу и снизу доверху — одно и то же. На самом низу дело сводится к паре сапог и гимнастерке; выше — к автомобилю, вагону, совнаркомовской столовой, квартире в Кремле или «Национале»; а на самом верху, где имеется уже и то, и другое, и третье, — к престижу, громкому положению и известному имени».

* * *

Нельзя сказать, чтобы вожди не понимали опасности. Карл Маркс много места в своих работах отвел изучению бюрократии. И, если не считать «классового подхода», подошел к вопросу серьезно и обстоятельно. У него много интересных мыслей и ценных наблюдений по этому поводу. Его главный оппонент и критик, анархист Михаил Бакунин, предсказывал: после революции «по Марксу» появятся «революционные» чиновники, которые все подгребут под себя. Бакунина Ленин и Троцкий тоже читали. Так что большевики как из теории, так и на практике, видя происходящее вокруг, попытались начать борьбу.