Читаем Особенности развития жанра баллады в отечественной поэзии 1990–2000-х гг. полностью

В дивном граде сем,В мирном граде сем,Где и мертвой мнеБудет радостно… [66, с. 59].

В этом произведении гармонично сочетаются индивидуально цветаевское и фольклорное. Совершенно справедливо А. Саакянц отмечает как отличительную особенность данных стихов «смешение архаики и литературного языка» [223, с. 247].

Не менее интересно для М. Цветаевой и продолжение традиций европейской романтической баллады. Так, драматический цикл «Федра» (1927) представляет собой особый художественный мир, связанный с поэтическим восприятием М. Цветаевой «золотого века» европейской культуры. В драматических стихах, приближенных к балладной форме, нет развернутых, последовательных сюжетов – есть лишь намеки, детали, имена, но сохраняется колорит старины, таинственности, трагического напряжения. Эти черты балладного творчества М. Цветаевой также роднят ее с произведениями А. Ахматовой. Как и в других произведениях М. Цветаевой, эпическое здесь полностью подчинено лирическому. Все содержание баллады является реминисценцией, отсылкой к какому-либо уже известному тексту, сводится к передаче чувств и мыслей героев. Читатель как бы должен знать этот миф или литературное произведение автора и с позиции этих знаний воспринимать текст. В балладных стихах встречаются упоминания мифических персонажей (Ипполит и Федра, Эвридика и Тезей) и существ (гарпии, олимпийцы), литературные герои эпохи Возрождения («Диалог Гамлета с совестью»). Все эти характеры и маски легко примерены автором на современных героев, пространственно-временные координаты относительны, изображение главных персонажей абстрактно, за счет чего создается своеобразный флер и смысловая прозрачность текста.

Отметим, что именно в эпоху Серебряного века наблюдается не только возрождение жанрового канона баллады, связанное с усилением мистических и таинственных сюжетов, но в то же время деканонизация балладного жанра. Особый интерес проявляется не столько к балладе как к жанровой форме, сколько к ее отдельным элементам.

Конец Гражданской войны ознаменовал начало активной творческой работы, обогащая литературу переживаниями, живыми человеческими связями. Ошеломлял быстрый темп роста советской прозы. Некоторые исследователи ошибочно посчитали, что поэзия данного периода уступила пальму первенства эпосу, запоздав с развитием [240]. Однако бытует и другая точка зрения. Совершенно справедливо С. Страшнов утверждал: «В те годы великолепно и сильно проявили себя таланты мастеров, строфами которых сейчас открываются все антологии нашей поэзии» [239, с. 24].

Новый век распахнул двери в новую эру: падение монархии, революционные движения и Гражданская война направили творческие массы в новое эпическое русло и вновь превратили балладу в «живой и емкий жанр». Ярким примеров подобного воскрешения, как мы уже отмечали, стало творчество Н. Тихонова. Он создал новый тип баллады, беспощадно отбросив устаревшие каноны, почерпнув из них лишь самое необходимое, первоосновное и грандиозное, вдохновляясь масштабами пролетарской культуры, воспетой гимнами В. Маяковского, и пронзительной интимной лирикой А. Ахматовой. Ю.Н. Тынянов так охарактеризовал его балладное творчество: «Впечатление, произведенное тихоновской балладой, было большое. Никто еще так вплотную не поставил вопроса о жанре, не осознал стиховое слово как точку сюжетного движения» [249, с. 232].

Динамика, острота, стремительность и новизна сюжетов стали уникальными особенностями, которые выгодно отличали балладное творчество Н. Тихонова от его предшественников. Автор редко включает в свои произведения элементы мистики и фантастики. Чаще всего он гиперболизирует силу, мужество русского солдата-защитника, яркими штрихами подчеркивает концепцию героизма. В его балладах определяющим становится понятие «скорости»: скорость движения, действий и поступков героев. В «Балладе о гвоздях» герои-моряки смеются в лицо смерти, это рыцари без страха и упрека, быстро, без раздумий идущие на подвиг. Строчки баллады знакомы каждому – это емкая и афористическая концовка, точно сформулированная двумя последними строками:

Гвозди б делать из этих людей:Крепче б не было в мире гвоздей [60, с. 45].

«Самым балладным» творением Н. Тихонова, с точки зрения С. Страшнова, является «Баллада о синем пакете»:

Локти резали ветер, за полем – лог,Человек добежал, почернел, лег.Лег у огня, прохрипел: «Коня!»И стало холодно у огня [61, с. 84].
Перейти на страницу:

Похожие книги

История Петербурга в преданиях и легендах
История Петербурга в преданиях и легендах

Перед вами история Санкт-Петербурга в том виде, как её отразил городской фольклор. История в каком-то смысле «параллельная» официальной. Конечно же в ней по-другому расставлены акценты. Иногда на первый план выдвинуты события не столь уж важные для судьбы города, но ярко запечатлевшиеся в сознании и памяти его жителей…Изложенные в книге легенды, предания и исторические анекдоты – неотъемлемая часть истории города на Неве. Истории собраны не только действительные, но и вымышленные. Более того, иногда из-за прихотливости повествования трудно даже понять, где проходит граница между исторической реальностью, легендой и авторской версией событий.Количество легенд и преданий, сохранённых в памяти петербуржцев, уже сегодня поражает воображение. Кажется, нет такого факта в истории города, который не нашёл бы отражения в фольклоре. А если учесть, что плотность событий, приходящихся на каждую календарную дату, в Петербурге продолжает оставаться невероятно высокой, то можно с уверенностью сказать, что параллельная история, которую пишет петербургский городской фольклор, будет продолжаться столь долго, сколь долго стоять на земле граду Петрову. Нам остаётся только внимательно вслушиваться в его голос, пристально всматриваться в его тексты и сосредоточенно вчитываться в его оценки и комментарии.

Наум Александрович Синдаловский

Литературоведение
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука