Особенности советской власти

Россия могла остаться монархией, и царь у нас сейчас значил бы не больше, чем короли в Швеции, Испании, Великобритании. Что такое монарх в стране, которая признает верховную власть только за народом? Красивая фигурка. Даже Русская Православная Церковь могла остаться в России государственной, так и в Швеции по сей день христианская церковь является государственной, но это ровным счетом ни чего не значит. Швеция одно из самых либеральных, то есть антихристианских государств Европы. Вот то же самое было бы и в России.

Не было бы большевистского разрушения храмов, но, как и в Европе, храмы начали бы закрываться сами по себе. Православие уже в начале ХХ века воспринималось, как религия казенная, а казёнщина всегда мало привлекательна, в ней нет ни чего воодушевляющего. Большинство монастырей уже тогда превратились в приюты пьяниц, а чем бы они стали при сохранении динамики? Церковные структуры всё больше и больше превращались бы в традиционную оболочку, лишенную внутреннего содержания.

Если бы всё шло, как шло, сегодня Россия была бы страной победившего гомосексуализма. Мы имели бы красочные гей-парады на наших улицах одновременно с крестными ходами, и становилось бы всё труднее отличить одно от другого. Однополые браки стали бы повседневностью, политкорректность нормой жизни, то есть говорить правду нельзя было бы уже почти вообще ни о чем, при этом свободу слова ни кому и в голову не пришло бы поставить под сомнение. Сейчас у нас активно обсуждали бы законы об эвтаназии, о легализации легких наркотиков и прочую либеральную хрень.

Кому-то кажется, что всё это невозможно, что русские всё-таки не такие? Но все это в тысячу раз более возможно, чем советская власть. Убедить верующего человека в том, что Бога нет, гораздо сложнее, чем убедить его в том, что церковь должна шагать в ногу со временем. Вот просто так взять и разрушить храм, к которому люди всё-таки привыкли, гораздо сложнее, чем сначала перевести богослужение на русский язык, а потом убрать алтарную перегородку, а потом начать служить литургию за 15 минут, а потом сказать, что таинства имеют лишь символическое значение, а потом превратить Церковь в заурядную благотворительную организацию. Храм разрушали за неделю, на перечисленные метаморфозы можно было дать 70 лет, а результат один и тот же – разрушение Церкви. Можно тупо разрушить храм, а можно постепенно добиться того, что люди сами перестанут туда ходить. Когда из религии шаг за шагом устраняют реальное содержание, большинство людей вообще ни чего не замечают, и это куда более реалистичный способ борьбы с религией.

Или вот взяли да и убили царя вместе со всей семьей. Тут вздрогнули даже те, кто не испытывал ни какого почтения к царизму, а можно было постепенно привести к тому, что сам царь с трибуны начал бы проповедовать либеральные ценности, лаская слух всех, кто ненавидит монархию. Первое можно сделать быстро, но это трудно. На второе требуется время, но это легко. И если у нас проканала даже безбожная революция, то тем более можно было гарантировать успех либеральной эволюции, которая ведь уже шла в России полным ходом.

Я ненавижу советскую власть. Я испытываю к ней органическое отвращение. Но, скрепя сердце, вопреки всем своим чувствам, я говорю: советская власть была необходима для спасения России. Причем, именно для духовного спасения. Вот в чем секрет абсолютной аномальности, полной невозможности советской власти: она была своего рода античудом, которое устроил дьявол при попущении Бога. Дьявол чрезвычайно умен, но совершенно лишен мудрости, он тупо вымещал на христианах свою злобу, а Бог таким образом давал человеческим душам уникальную возможность для спасения.

В годы диких гонений на Церковь теплохладные полуправославные вдруг чувствовали, что их вера окутана чудесным героическим ореолом, и они шли за Христа на смерть, получая венцы мучеников. Оказывается, у них были на это силы, но эти силы не могли бы себя проявить, если бы люди не столкнулись с лютостью, превосходящей Неронову. А иначе они так и продолжали бы тихо-мирно загнивать в болоте своей почти бессмысленной полуверы. И многие монахи-пьяницы, и многие равнодушные к вере священники, лениво занимавшиеся казенным делом, неожиданно оказывались способны раздуть в себе едва тлевшую искру веры и шли за Христа и на смерть, и в лагеря. ГУЛАГ стал самой настоящей фабрикой святых. Это было ужасно, но ведь это всё-таки были кратковременные мучения ради вечного счастья, которого очень многие ни как не смогли бы достичь, если бы не прошли через большевистскую мясорубку.

Даже при тишайшем Брежневе, когда за веру уже не убивали, но всё ещё наказывали, когда быть верующим означало быть ненормальным, твердое исповедание веры требовало немалого мужества, и многих это воодушевляло, ведь приходилось идти против системы. Если бы сама система заманивала людей в Церковь сдобным пряником, людей в храмах было бы больше, но настоящих верующих было бы меньше. А ведь Богу нужны наши сердца, а не наполняемость храмов.