Когда нас выстроили в колонну, а на глаз тут было около полутора сотен командиров, и повели по городу — многие жители с интересом на нас глазели, — я рассмотрел то самое море, которое голубой гладью блестело вдали. Кто-то из командиров опознал город, и по колонне прошёл шёпот: это оказался немецкий Щецин. Нас вывели из города, провели около трёх километров и завели через открытые ворота на территорию лагеря. Причём мы оказались первыми тут, лагерь только-только был отстроен, специально для содержания пленных командиров, выделена охрана, и мы тут первые ласточки. Нас начали на медосмотр вызывать, устроили помывку, я форму постирал; в отличие от других командиров, фуражки у меня не было, да и шинели тоже, а вместо сапог, которые ещё в сортировочном лагере пропали, были боты без шнурков. Врач, что меня осмотрел, диагностировал контузию и освободил от работ на неделю. Кроме меня ещё два десятка командиров получили такое освобождение. О да, просто так сидеть никому не давали, работы всегда для пленных хватит. Говорили, раз мы партия крестьян и рабочих, то и работайте. А вообще, меня удивляло, что немцы заботятся о нас, ведь я прекрасно знал их отношение к военнопленным. Думаю, такое было только на первых порах, потом оскотинятся и будут творить жуткие вещи, пользуясь полной безнаказанностью. А пока я отлёживался и строил планы побега, расспрашивая других командиров, которых водили в город на работу.
Это недолго продолжалось, на четвёртый день пленные напали на конвой, перебили его и поразбежались. Условия содержания сразу изменились, двух пойманных беглецов расстреляли.
Лагерь пополнялся, понемногу доставляли пленных, набралось уже почти четыре сотни, впрочем, лагерь был рассчитан на восемьсот, как я услышал от охраны.
— Зря они на рывок пошли, да ещё разбегались, надо было группой в порт прорываться и угонять судно, — сказал я, когда мы стояли строем и наблюдали за расстрелом.
— Как будто это так просто, — возразил сосед справа, лётчик из бомбардировочного полка.
— Проблем не вижу. Я, например, на море вырос, знаю навигацию, могу суда водить. Да и с боевыми тоже справлюсь. Например, я срочную на подлодке начинал, на Северном флоте, потом меня на курсы командиров отправили, но почему-то не на флот попал, а к армейцам, на Западный фронт.
Мы стояли в третьем ряду шеренги, говорили шёпотом, но, как я понял, соседи к нам прислушивались. Что интересно, среди пленных были только армейцы, ни одного военного моряка я не обнаружил. Возможно, их отправляют в другие лагеря, отсортировывая ещё в первичных лагерях. Подальше от моря. Другого ответа я не нашел.
— Что-то ты на армейца не особо похож, взгляд характерный, как у моего полкового особиста, — сказал сосед с другой стороны.
— Официально я младший лейтенант Агапов, командир зенитного пулемётного взвода. Пусть так и остаётся.
— Хм, ясно.
Мне нужны были помощники для побега, вот я и отбирал их. Этот бывший майор, командир стрелкового полка, тоже с нашего фронта, мне подходил, здоровый как чёрт, и пока лагерная жизнь не подточила его силы, нужно использовать это. Я уже ходил, ну и, посещая разные бараки, общался с командирами и получал горячее одобрение и полную поддержку. Постепенно наша группа сформировалась. Генералов у нас в лагере не было, но семнадцать полковников имелось, троих адекватных я уже вычислил и вышел с ними на контакт. Они вошли в нашу группу, приняв командование над силовыми группами. Также я вычислил шестерых, что работали на немцев, их по-тихому удавили в бараках. Пять дней мы готовили побег, и перед операцией, которая была на ночь запланирована, я подошёл к троим вновь поступившим командирам, что сидели во дворе отдельно, внимательно поглядывая по сторонам. У одного голова забинтована, у другого рука, третий отходил после контузии.
— Доброго вам в хату, — сказал я и без разрешения сел рядом на корточки. — Я знаю, кто вы. Вы двое — типичные армейские особисты, а вы — явно из госбезопасности. Более того, точно из Минского управления. Я вас там встречал, когда направление на службу получал. Не дёргайтесь так, меня страхуют трое парней. Я сам из особистов, официально я тут в лагере числюсь как младший лейтенант Агапов, зенитчик, но на самом деле сержант госбезопасности, полковой особист.
— А когда вы меня видели? — уточнил тот, у которого рука была перевязана.
— Двадцатого июня, — улыбнулся я. — Я за пять дней до этого получил сержанта и прибыл для дальнейшего прохождения службы. Вы по коридору с папкой шли. Кроме меня там ещё несколько молодых командиров было, один про вас сказал, что это тот самый Иванов-Три-Четверти.
Прозвище он получил, когда выкушал три четверти литра чистейшего медицинского спирта и спокойно пошёл домой.
— Про это мог и не вспоминать, — буркнул Иванов. — Ладно, верю, что ты из наших. Какое училище оканчивал?
— Военно-морское, кафедра контрразведки.
— Командир Лапин?
— Нет, Ежов.
— А училище в Риге?
— Проверяете? В Ленинграде, на улице Красноармейской. Я по третьему управлению НКО был направлен на Западный фронт.
— Хм, ладно, убедил. Что ты хочешь?