Особое детство

Девочка стала подходить ближе и принималась бесцеремонно глазеть на парочки, которые оказывались в ее поле зрения. Часто они злились на нее, но каждый раз ей удавалось что-то подсмотреть, тогда она подходила к зеркалу и упражнялась. Она смотрела на себя, ближе, ближе, в глаза и видела только множество вещей в атмосфере и застревала на этом. Папа входил и замечал, что она снова потеряла себя, и начинал показывать «ты» и «я», пока она не возвращалась обратно. Он спрашивал, как делают другие девочки, и она показывала. Потихоньку у нее получалось «делать так же», у нее не появилось никакого ощущения того, как нужно это делать, но у нее получалось выглядеть, как обычные девушки. Папа узнавал, у кого она брала то или иное поведение и часто покатывался от хохота, но он понимал, что никто не догадается, что это только имитация, и он поощрял ее к дальнейшим упражнениям.

Целый год она продолжала упражняться, потом папа решил, что пора «выходить» и проверять свое умение на практике. Она получила задание попробовать свои чары на окрестных мальчиках и принялась за его выполнение. Они только стонали и спрашивали, что за глупости взбрели ей в голову. Однажды в гости пришла одна семья, там был один юноша, и Ирис исполнила весь свой репертуар. Он заинтересовался ею, и они немного «поиграли», но он захотел поймать ее и поцеловать, и тут включилось старое поведение, ведь она освоила только первую ступень и не знала, что делать, когда она приведет к желаемому результату.

Папа считал, что очень трудно, с одной стороны, научить Ирис обычным образцам социального поведения, ритуалам и т. д., и, с другой стороны, ей самой научиться нормам, кодам и тончайшим нюансам совместной игры с противоположным полом, где девушка должна знать, когда следует сказать: «Нет». Этой игре в кошки-мышки невозможно научить того, у кого нет хороших знаний о коммуникации между людьми. Он был вынужден придумать какую-то разновидность кода, которому бы она легко могла следовать.

Танцевать девочку научили рано, и, танцуя, она принимала близость, примирялась с тем, что кто-то держит ее, привыкала к этому и позволяла вести себя в танце. Папа решил, что она должна поехать с «мальчиками», т. е. с тремя дядьями и с трудными подростками из окрестных дворов, на танцы. Мама вынула одежду, одела ее нарядно и модно, обратила ее внимание на внешний вид, сказала ей, как вести себя красиво. У мамы было хорошо развито чувство прекрасного, она могла судить о цветах и моделях, и она видела, что подходит Ирис.

Изнутри мир казался Ирис новым. Не то чтобы старый мир перестал существовать, но казалось, что он каким-то образом изменился. Она не знала, что это было, но он стал таким же суетливым и запутанным. Раньше она искала какой-нибудь уголок, качели, место, где она могла смотреть по-своему, сидеть и по-своему участвовать в происходящем, в сущности не включаясь в него, и входила в состояние «здесь и теперь», но это больше не получалось, это было неинтересно, как будто какой-то магнит притягивал ее все ближе и ближе к этому запутанному, суетливому и болезненному состоянию, которое было невыносимо, в котором нельзя было оставаться и из которого нельзя было исчезнуть.

Наступила осень, начались занятия в школе. Все было таким же и в то же время другим. Внутри нее было что-то совершенно новое, что-то непонятное, которое все время влекло ее в атмосферу другого. Это становилось противным и внушало страх. Ее мир, который был светлым, наполнился демонами, черными и пугающими. У нее появилось новое поведение, «вспышки» иного рода, с ней стало трудно, она снова лишилась возможности управлять своим поведением.

В школе дела шли лучше. Атмосфера учителя была такой чудесной, такой спокойной, такой умиротворяющей. Он стоял перед ней, и из его рта текли слова, слова, которые создавали красивейшие картины и узоры, наполняли все ее существо, будили ее чувства, она словно снова оказывалась дома. Она стала все лучше и лучше отвечать на уроках. Не сразу, она что-то бормотала с минуту, он улавливал и формулировал главное, и это было правильным и понятным для нее.

Перемены стали другими, все по-прежнему выходили из класса, она тоже, но в коридоре происходила эта девчоночья-мальчишечья игра, где девочки важничали, а мальчики поддразнивали их, это было тоскливо и тяжело для нее. Тогда она шла к младшим мальчикам, они все еще часто играли вместе в футбол и другие игры, и она могла быть с ними и по-своему участвовать — они играли вокруг нее. Мальчишки обнаружили, что она хорошо бьет в цель, и когда они играли в гандбол, они ставили ее напротив цели, и она била по мячу.