Особое задание

— Это такое прозвище, он гоминдановский офицер, в то время был командиром взвода. Увидев, что отец несет хороший уголь, он велел нести его в казарму. Отец не посмел ослушаться. Но офицер забрал уголь, а денег ни гроша не дал. Отец стал спорить, а Скороход, не говоря ни слова, сбил его с ног и стал топтать коваными ботинками… Отец еле дотащился до дому и сразу слег: из горла у него пошла кровь. — Сян-цзы маленьким, огрубевшим от работы кулачком вытерла слезы и, всхлипывая, продолжала: — Он и до утра не дожил, умер. Глаза у него были не совсем закрыты, и мама сказала, что он умер безвинно, поэтому-то у него даже после смерти глаза не закрылись… А через неделю после смерти отца скончалась мама, и я осталась одна на всем свете…

— Нет на них ни закона, ни бога! — искренне посочувствовал девушке У Чжи. — Если их не уничтожить, то простым людям никогда не дождаться хорошей жизни!

Сян-цзы подняла голову, покрасневшими от слез глазами взглянула на него и с теской проговорила:

— Правду тебе скажу: я сто, тысячу раз думала об этом! Я ненавижу себя за то, что родилась девчонкой! Будь я мужчиной, я непременно пошла бы в солдаты, взяла винтовку и убила бы и этого Скорохода… и его жену и детей. А затем и сама себя бы убила…

— Что пользы от того, что ты убила бы этого Скорохода? Останутся другие!

Сян-цзы тяжело вздохнула и ничего не сказала. У Чжи хотелось продолжить разговор с ней, но он молчал, опасаясь выдать себя. Его раздумья прервал скрип двери, в комнату вошла Дурочка с большой стрекозой в руках. Сян-цзы торопливо смахнула слезы, а Дурочка хихикнула:

— Сестрица, я всюду тебя искала, а ты вон где… с гостем разговариваешь!

Сян-цзы ничего не сказала, только нахмурилась. Дурочка повертела головой, обшаривая взглядом комнату, затем уставилась на У Чжи и с самым наивным видом спросила:

— Что случилось? Вы поссорились?

— Не болтай глупостей! — сверкнула глазами Сян-цзы.

— Хи-хи! Если не поссорились, то почему ты плачешь?

— Я не плачу!

— Хи-хи, я все вижу! — Дурочка радостно захлопала в ладоши. Внезапно она подбежала к Сян-цзы и, не отрывая взгляда от лица У Чжи, зашептала что-то ей на ухо.

У Сян-цзы лицо мгновенно залилось краской, и она с виноватым видом сказала У Чжи:

— Что ее слушать? Ведь она дурочка!

— Что? Я дурочка? Вот уж нет! Господин У, она…

Но Сян-цзы зажала ей рот рукой и стала уговаривать:

— Сестрица, конечно, ты не дурочка. Давай поиграем вместе, я начищу тебе грецких орехов! — и она вытолкала упирающуюся Дурочку за дверь.

У Чжи слышал, как та со смехом кричала:

— Нет, нет, ты лучше нарви мне цветов! А не нарвешь, я скажу ему!

— Ладно, нарву, нарву! — обещала ей Сян-цзы.

Вскоре шум их шагов стих.

Эта небольшая комическая сценка посеяла в душе У Чжи сомнение и заставила призадуматься. Неужели Сян-цзы раскрыла Дурочке свои сердечные тайны и теперь побаивается ее? Может быть, действительно бедная девушка питает к нему какое-то чувство?

При этой мысли сердце У Чжи забилось учащенно, и он почувствовал, как щеки его заливает краска. Какое счастье, что в комнате больше никого нет!

Но он тут же взял себя в руки и не дал своим мыслям зайти слишком далеко. Дурочка в конце концов действительно дура, и ей ничего не стоит брякнуть что угодно и переиначить любое слово. А тут такая тема! И вообще о каких чувствах сейчас можно говорить? Просто обычное девичье любопытство. Кроме того, его и Сян-цзы слишком многое разделяет: среда, мировоззрение.

Он, коммунист, военный, находится в самом логове врага. Разве может он в таком положении осложнять дело любовью?

А она? Хоть и происходит из бедной крестьянской семьи, а все-таки близкая родственница Чэнь Гуй-шэня! К тому же он живет в семье этого бандита и должен проверять каждый свой шаг, чтобы не вызвать у него подозрений.

Сюй И-синь вышел за ворота дома Чэнь Гуй-шэня и неторопливо пошел по деревне, красиво раскинувшейся на склоне горы. Окрестные поля были усеяны цветами, и от напоенного их ароматом воздуха с непривычки кружилась голова. На склонах горы росли каштаны, орех, хурма, японская мушмула, чайное дерево. У подножия горы виднелись заросли бамбука, а еще дальше в гору возвышались сосны.

«Места богатые, прожить здесь легко!» — подумал Сюй И-синь. Но уже в первых крестьянских домах он отказался от этой мысли. Все дома похожи один на другой — небольшие хижины из бамбука. Крестьяне одеты в страшное рванье. Зато в каждом доме имелась каменная божница с двумя выцветшими красными таблицами: одной табличкой — с именем предков и другой — с названиями конфуцианских предметов поклонения: небо, земля, император, родственники, наставник.

Из разговоров с крестьянами И-синю удалось узнать, что они больше всего боятся бандитов и миньтуаней. Свое отношение к Чэнь Гуй-шэню они высказывали довольно сдержанно. Некоторые все же хвалили его за «человечность и справедливость», ибо, как говорили, он защищал односельчан от бандитов.

«Просто он поступает, как тот заяц, который не ест траву у своей норы», — подумал Сюй И-синь.