Люди, кажется, только и ждали этой команды. Не успел Миша поудобнее пристроиться, как справа и слева раздалось тихое посапывание товарищей. Слушая сонное дыхание, бормотание, кашель, Миша никак не мог заставить себя закрыть веки и ощутить тяжесть обезволенного сном тела.
Ему почему-то казалось: стоит хоть час вздремнуть, произойдет что-то страшное, непо-правимое. «Не могут фрицы согласиться с тем, что мы стащили у них рацию», — думал Миша, разглядывая загадочный, как волшебная шкатулка, громоздкий коробок. И что в — этой шкатулке— добро или зло? Оживет она завтра в умелых руках Люды или в землянке будет царить гробовая тишина?
А что если — попробовать включить аппарат прямо сейчас? Хорошунов предупредил, что голову снимет с того, кто попытается прикоснуться к рации.
Миша приподнялся и поглядел на комиссара. Тот отчаянно боролся со сном. Его тяжелая, как — кузнечная кувалда, рука то и дело подпирала падающую голову. Наконец рука свалилась на приклад автомата, и голова опустилась на грудь Иван Федотович спал очень чутко. Стоило Мише повернуться, как глаза комиссара, приоткрывшись, сердито заглянули в пещеру. Убедившись, что все в порядке, они снова прикрылись тяжелыми веками.
Миша подполз к Хорошунову.
— Иван Федотович!
— Ну, что тебе?
— Вы ложитесь, а я посижу. Не спится.
— Тебе какой приказ дан? — наконец открыл глаза Хорошунов.
— Не спится, — сказал Миша таким тоном, что Иван Федотович понял, что все его разговоры о сне не будут иметь успеха. Он увидел в черных больших глазах Романова озорных бесенят. «Что-то задумал, чертенок, — отметил про себя Хорошунов.. — А, может быть, действительно возбужден всем пережитым, и сон от него, как парус от ветра, бежит».
— Ну, не хочешь спать, садись рядом и гляди в овраг.
— В овраг неинтересно.
— А куда же интересно?
— Вон в тот коробок.
— Уже лазил? — встревожился Хорошунов.
— Нет, но хочу глянуть и послушать.
— Не смей! — прикрикнул на него комиссар, словно Миша уже открыл рацию и начал переключать рычажки. Сон у Хорошунова как рукой сняло. Ему только не хватает, чтобы после стольких мытарств кто-то загубил рацию, о которой они мечтали больше месяца.
Он закурил, с удовольствием глотая дым. Конечно, если осторожно открыть крышку, вытащить наушники, поискать в эфире — Москву, можно услышать что-нибудь интересное. И потом, рацию он немножко знает. Запороть не запорет.
Хорошунов подтолкнул Романова, покосившись на громоздкий зеленый коробок. — Миша без слов догадался, о чем его просит комиссар. Ящерицей юркнул в пещеру, ухватился за ремень и потянул на себя тяжелый короб.
Вдвоем открыли крышку. Черная эбонитовая. поверхность с разноцветными тумблерами, волновая шкала, показатели питания — все было видно, как в раскрытой книге. Иван Федотович осторожно приложил один наушник к уху, поставил рычажок на включение — замигал зеленый глазок индикатора. Наконец он нажал черную клавишу. Словно преодолевая грозовые разряды, в пещеру пробрался трескучий звук.
— Слушай, ты же понимаешь немецкий. — Хорошунов протянул наушник Мише.
— Внимание! Внимание! — говорил встревоженный голос. — Доводится до сведения всех частей, расположенных в полосе Котельниково — Потемкинская и Ремонтная — Цимлянская, что в этом районе обнаружена партизанская группа численностью до роты…
Говоривший приказывал всем вверенным ему подразделениям принять самые решительные меры в борьбе против партизан…
— Теперь они устроят на нас облаву, — сказал Миша, довольный тем, что их группу приняли за целую роту.
Хорошунов нажал другую клавишу. В наушниках раздался треск, и все звуки исчезли. Иван Федотович тихо вращал рубчатое колесико волновой шкалы. Огкуда-то издалека, казалось, из вселенной в песчаный карьер долетели слабые сигналы, их перебивал невнятный голос. И вот они услышали русскую речь. Сомнений не было. Это говорила Москва. Они узнали голос Левитана. Советский диктор сообщал, что в районе Сталинграда наши войска перешли в наступление и за пять дней боев, прорвав фронт противника, соединились в районе города Калач-на-Дону… Окружена армия Паулюса. Ведутся бои по уничтожению группировок…
Хорошунов крепко прижал к себе мальчишку.
— Скоро конец, Миша! — шептал взволнованный Иван Федотович. — Зря мы пошли к Ростову. Нужно было двигаться к Красноярскому. Оттуда рукой подать до Калача. Ну, ничего. Свяжемся с центром, получим директиву.
Он выключил рацию, объяснив:
— Питание нужно беречь. Главное мы с тобой знаем.
Комиссар закрыл ящик, запрятал в гнездо антенну и, причмокивая, как малыш конфетой, опять закурил.
— Мишка! — воскликнул радостно — Хорошунов. — Ты не представляешь, какое грозное оружие у нас появилось!
Он глянул на только что крепко спавших товарищей. Все они с затаенной искрой надежды смотрели на комиссара. То ли голос московского диктора, то ли восклицание Ивана Федотовича, то ли шестое, подсознательное чувство свершения чего-то сверхъестественного разбудил их. Теперь они напряженно ждали слова своего партийного вожака. И он, глотая вместе с., дымом тугой комок, взволнованно сказал: