Особое задание: Повести и рассказы

С наступлением сумерек они вылезли из укрытия и той же тропой, которой днем, ущли трое, двинулись на запад. Дневное солнце и ветер уничтожили следы Красноюрченко и его товарищей. Лишь кое-где в низинах едва виднелись тяжелые отпечатки ботинок. Там, где овраг раздваивается, партизаны взяли левее, надеясь догнать группу с рацией в степи.

Они прошли десять, пятнадцать километров, но следов группы нигде не обнаружили. Зато вышли к хутору, протянувшему свою единственную улицу вдоль лимана какой-то речушки, подошли во тьме. Худосочные белесые дымки кое-где поднимались над камышовыми крышами, сквозь окна, очевидно, сельсовета или школы едва-едва пробивались скупые полоски света. Улица, словно предупрежденная кем-то, притаилась в немом ожидании: ни голосов, ни лая собак. От этой затаенной тишины (а может, от знобящего сиверка) по спине поползли мурашки.

Луна осторожно, как и партизаны, выглянула из-под бугра. Немигающим оловянным глазом пристально вглядывалась в населенный пункт. Потом, как бы осмелясь, приподнялась над горизонтом, чтобы лучше рассмотреть бескрайний степной простор.

Отряд прижался к камышовой стене. Скрытые призрачной тенью партизаны прошли метров двести окраиной. Ничто не нарушало вечернего покоя. Ни вражеской техники, ни повозок, ни мотоцикла не заметили во дворах, у крыльца сельсовета.

«Одно из двух, — подумал Хорошунов, — или ушли искать нас по приказу генерала, или за-валились спать, нажравшись шнапса. Как бы то ни было, проверим».

В это время Миша прошептал:

— Стой, провод!

Над тонким черным. проводом, змейкой бегущим поперек речной поймы, склонились все, точно встретили в студеной военной степи не телефонный провод, а золотую жилу.

— Это прекрасно, — наконец сказал комиссар, опуская кусок провода на землю. — Лучшего ориентира не найдешь.

В его голосе снова появились те нотки решимости, отваги, даже какого-то молодецкого лихачества, которые звенели там, в пещере, когда он страстно говорил партизанам и о контрнаступлении под Сталинградом, и о том, как они теперь будут жить и действовать, имея такую великолепную вещь, как рация. И его голос, полный уверенности в неизменности удачи, придал бойцам не только физической силы, но, что еще важнее, — душевной бодрости.

— Айда за мной, — приказал Хорошунов, продираясь сквозь прямо-таки жёлезные камышовые заросли, не теряя из вида провод, брошенный теперь на ветки яблонь чьей-то левады. Комиссар решил зайти в первый дом, проверить свою догадку. Он почему-то был больше чем уверен, что немцев в хуторе нет. Не потому, что хутор глубинный, далекий от грейдера и больших проселочных дорог, а потому, что знал по опыту, если нет техники, складов, то в таких хуторах, как правило, делами заправляет староста с жалкой кучкой полиЦаев из числа предателей и трусов. Эти молодчики храбры лишь против безоружных хуторян, а стоит им встретиться с партизанами, они предпочитают укрываться понадежнее за фашистскими автоматчиками.

Хорошунов, не опасаясь, шагнул к крыльцу дома, постучал не очень громко, но и не. тихо, чтобы слышали внутри.

— Кто там? — скоро донеслось из сеней.

— Свои, русские, — отрекомендовался комиссар спокойно, словно давно знал обитателей дома.

Дверь открылась. В темноте показалось испуганное лицо девушки. Очевидно, она приняла Хорошунова за окруженца или беженца из лагеря военнопленных и сразу ушла в глубину сеней, кого-то окликнув.

— Не пугайтесь, свои!

— Немцы есть? — спросил Иван Федотович.

— Были, — сказала девушка, снова появившись в дверном проеме. — Да вы проходите. Они утром еще сели на машину и уехали. Говорят: ловить партизан.

— Что ж, ни одного не осталось? — с радостной тревогой спросил комиссар.

— Может, хворые какие остались. В школе у них казарма, — обстоятельно говорила молодая хозяйка. — А так староста да три полицая. Вот и вся власть. Да вы пройдите, — уже настойчивее пригласила она гостя.

— Недосуг, — отмахнулся Хорошунов. — Или боишься, кто-нибудь увидит?

— Особенно не боюсь, — обидчиво ответила девушка.

— Тогда покажи, где староста с полицаями живут.

— Староста нашенский, живет в третьем доме за школой. Вон школа. Длинная. В ней ни одного огня. Значит, никого там нет. А полицаи пришлые. Живут прямо в бригадной конторе. Тоже там, за школой. Отсюда не видать, но вы сразу найдете. Перед конторой постамент стоит. Памятник фрицы разбили, а постамент остался.

Хорошунову казалось, что девушка не может остановиться и потому говорит без передыху. Он уже давно понял и оценил обстановку, уже в его голове выработался план действий, а она все говорила, думая, что еще не успела поведать о главном.

— Только там их может не быть, — снова вернулась она к полицейским.

— А где же они?

— Да у кого угодно могут гостевать. Сами увидите, если огонь есть, значит, там. Если нет, значит, нет.

— Ну спасибо тебе, дорогуша, — поблагодарил от души ее комиссар. — А можешь ты пробежать по дворам и позвать всех жителей в контору?