Мы остановились возле избы без крыльца и сеней (на дрова их гитлеровцы, видимо, разобрали), соображая, как безопаснее открыть дверь, чтобы не попасть под огонь засевших в избе фашистов. Неожиданно дверь, словно бы сама собой, раскрылась. На пороге появилась девочка лет восьми, простоволосая, в одном платьице. Учащенно дыша, мимо нас пробежали трое десантников и с ходу бросились к двери. Автоматные очереди опередили их. Девочка, успевшая перешагнуть через порог, раскинув руки и глядя на нас испуганно-удивленными, как лесные колокольчики, глазами, упала на снег. Десантник, бежавший первым, схватившись за живот, со стоном упал рядом. Открыв огонь по двери, мы ворвались в избу. Здесь, на полу, скорчившись, валялся убитый гитлеровец, второй остервенело рвал из окна раму. Из подполья доносился плач и крик женщины, по-видимому, матери девочки: «Пустите, пустите меня к ней!» - кричала она безумным голосом. Совершившееся на глазах злодейство затмило и наш разум. Оторвав от рамы фашиста, мы выволокли его на улицу и принялись бить прикладами, забыв, что в руках у нас не дубины, а оружие, из которого можно стрелять.
Пришли в себя только тогда, когда гитлеровец перестал шевелиться. Опомнившись, подошли к раненому десантнику, но наша помощь ему была уже не нужна. Женщины (выбравшиеся, видимо, из подполья) внесли тело девочки, доносились душераздирающие крики и рыдания.
А бой шел с неослабевающей силой. Он властно звал нас вперед и только вперед!
Заменив вражескую винтовку на автомат убитого десантника, я вместе с товарищами По оружию снова рванулся в атаку. Делая очередную перебежку, свернул за угол сарая и чуть не наскочил на двух фрицев. Они лежали, спинами ко мне, за ручным пулеметом и строчили по десантникам восьмой бригады. От неожиданности остановился, а потом отскочил обратно за угол. Немцы ничего не заметили. Достав гранату, швырнул ее в них. Раздался взрыв, и пулемет смолк. Шаг за шагом мы продвигались вперед, занимая избу за избой. Гитлеровцы, бросая оружие и снаряжение, бежали.
Глядя на взволнованные лица десантников, я с нежностью подумал о милых моему сердцу крылатниках, о силе их, духа,, с какой они были в несколько раз сильнее врага.
Виктор в этом бою отличился. Он лично уничтожил снайпера, от пули которого погиб наш боевой комиссар. В доказательство принес снайперскую винтовку со множеством выжженных на ее прикладе знаков паучьей свастики. Принес и вдребезги, на наших глазах, разбил об угол избы и прицел, и винтовку, чтобы и следа не осталось от фашиста.
После гитлеровцев остался продовольственный склад. В пристройке к складу обнаружили кухню с горячим гороховым супом. После двухсуточного голодания он пришелся нам очень кстати.
Запасов продовольствия хватило всем. Остатки раздали жителям.
В бою за Буду наши костромичи Володя и Женя были ранены: один в ногу, другой в руку. Больше я их уже не встречал.
Сразу же после боя мы ушли из деревни. Успели вовремя, так как вслед за нами налетели фашистские самолеты и превратили селение в пепелище.
В лесу, недалеко от деревни, по приказанию комбата саперы, используя тол, выкопали братскую могилу. Застыли в скорбном молчании ряды десантников, протяжно свистел в вершинах деревьев весенний ветер, как будто вместе с нами прощаясь с павшими в бою нашими боевыми товарищами. Комиссар батальона произнес короткую траурную речь.
- Прощайте, дорогие наши товарищи, верные боевые друзья! - сказал он. -Вы пали, защищая Родину. Мы клянемся вам быть достойными вас и биться с врагами до последнего дыхания!»
- Клянемся, клянемся, клянемся! - трижды повторили мы под троекратный ружейный салют.
Наш ротный комиссар был настоящим человеком - коммунистом в самом высоком смысле этого слова. В нем жила великая вера в наше общее дело - дело разгрома врага.
Церемония похорон произвела на нас сильное впечатление. Такая возможность похоронить павших с почестями у нас представилась впервые.
В лесу находились три дня. Снег таял, и вода день ото дня прибывала. Наше командование что-то решало и вело переговоры по радио с Большой землей. Мы же занимались своими личными делами: обменивались трофейными сувенирами, делились новостями и знакомились с земляками из восьмой бригады. В их составе был один немец-перебежчик.
- За «языками» с разведчиками ходит, - пояснил мне Виктор. - Родителей-коммунистов у него гестаповцы замучили, вот он и воюет с нами за лучшую свою долю, за новую Германию.
- А я думал, у них все фашисты,- удивился я услышанному.
Утром на четвертый день всей бригадой, побатальонно, снова отправились в путь, параллельно линии фронта, по лесной глухомани и бурелому лесных завалов и засек. На пути попадались места, где лес был повален, словно бурей. Огромные сосны и ели в беспорядке громоздились одна на другую. Казалось, что среди вывороченных корневищ вот сейчас покажется избушка на курьих ножках и баба-яга с железной клюкой.