Особое задание. Записки разведчика. Прыжок в ночь

Кому из солдат не знакомы напряженно-волнующие минуты перед первым боем. Всем, конечно. У каждого невольно возникал вопрос: а как он поведет себя в бою? Словно со стороны, оглядывал я свое прожитое, давал оценку делам и поступкам, отрешался от всего ненужного и мелочного. Подводил итог и ставил черту под всем, что успел и чего не успел сделать. За этой чертой должна была начаться моя новая, полная опасностей жизнь воина-красноармейца. И она, эта жизнь, уже началась здесь, в самолете, который на своих могучих крыльях нес меня в глубокий тыл врага.

Внизу, укрывшись темным пологом, расстилалась непроглядная белая равнина с темными пятнами лесов. Огненным ручьем ее прорезала линия фронта. Он встретил нас лучами прожекторов, пунктирами очередей зенитных пулеметов и разрывами снарядов. В иллюминаторы увидел, как лучи прожекторов скрестились на «Дугласе», летевшем справа. Всполохи разрывов заплясали вокруг него. Самолет тряхнуло, а потом он вспыхнул ярким пламенем, вошел в пике и ринулся вниз.

Я сидел потрясенный, крепко зажав в руке кольцо.

Трагическая судьба десантников, без романтической шелухи, заставила почувствовать всю глубину беспощадной и невероятно суровой битвы с фашизмом, развернувшейся на нашей земле и во всем мире.

Фронт остался позади.

- Товарищ лейтенант, куда мы летим? - спросил Кокорев.

- В Смоленскую область, громить тылы фашистов,- коротко ответил комвзвода.

Его ответ удовлетворил и Кокорева и нас. О более конкретных задачах нашего десанта вряд ли знал и сам Топорков. Наверное, и не было смысла, по соображениям сохранения военной тайны, доводить до нашего сведения замыслы командования и конечную цель намеченной операции, поскольку мы были не диверсионной группой, где заранее каждому все определено.

На исходе был второй час полета, когда летчики попросили приготовиться к прыжку. Лейтенант зажег фонарик и посмотрел на ручные часы. Они показывали полночь. К нашему удивлению, трусоватый Генка Трошин решительно заявил, что будет прыгать первым. Никто не возражал. Через несколько минут мы начали выпрыгивать, а вернее, вываливаться в темноту ночи. Мысли были только о встрече с землей, поэтому о прыжке не думалось.

Кольцо выдернул спокойно. Как и в первый раз, сильно встряхнуло. Парашют раскрылся. Я осмотрел купол и стропы. Они были перекрещены. На всякий случай решил раскрыть запасной. Выдернул кольцо, взял в руки сложенный аккуратно купол и бросил его в сторону, вниз. Несколько секунд спустя, наполняясь воздухом, купол, мягко коснувшись лица, поднялся над головой. Теперь я уже был спокоен. Внизу ничего не было видно, лишь в отдалении что-то горело. Я медленно опускался, покачиваясь на стропах, навстречу неизвестности, таящей для меня, может быть, роковую встречу.

Принял кое-какие меры: расстегнул гранатную сумку, проверил, легко ли вынимается из чехла нож.

Опасения были напрасны. Земля бережно приняла меня. Провалившись по пояс в снег, приземлился. Погасив оба купола, отстегнул винтовку. Только собрался расстегнуть карабинчики лямок, как впереди кто-то показался на лыжах. Вскинув винтовку, я крикнул: «Стой, кто идет? Пропуск!»

Лыжником оказался десантник из восьмой бригады. Не успел я его расспросить, как он здесь оказался, раздался треск, и ночь пронзила светящаяся пулеметная трасса. Самолет, из которого я только что выпрыгнул, загорелся и огненным метеором врезался в землю, выплеснув пламя взрыва. Не успел я понять, в чем дело, как загорелся второй. Из него, сквозь огонь и дым, вылетали черные точки, над которыми вспыхивали белые купола. Некоторые из них становились золотистыми, превращаясь в факелы. На фоне горящего самолета хорошо выделялись парашюты, по которым полоснули пулеметные очереди немецкого ночного истребителя.

Пылающий самолет, как и первый, врезался в землю. Его участь разделили и те парашютисты, которые не успели выпрыгнуть.

Во время выброски я не совсем удачно приземлился. Несколько в стороне от всех десантников взвода. Поэтому ни с кем из них не встретился и никого поблизости не увидел. Да и нелегко было кого-нибудь увидеть в маскхалатах. К тому же каждый старался не выказывать себя. Вступил в силу закон войны: «Кто первый увидел, за тем и первый выстрел». Постоял я несколько минут, прислушиваясь, не раздастся ли свисток комвзвода, условный сигнал.

Но так и не услыхал.

- Пойдем к нам в бригаду! Здесь недалеко, а завтра разыщешь своих, - предложил встретившийся мне десантник (их целый взвод послали встречать нас).- Парашют оставь, специальная команда подберет! - остановил он меня, когда я начал отряхивать купола от снега.

- Нет, заберу! - упрямо сказал я. - Он теперь для меня…

- Ну и тащи, будь любезен, если тебе так нравится! - хохотнул негромко десантник, словно хотел подчеркнуть, что законы писаны не для всех.

Идти с ношей было трудно, но я готов был терпеть и большие неудобства из-за одной только благодарности к парашюту, в целости и сохранности спустившему меня на землю.