Особые отношения

Вечером Тони лег спать рядом со мной, почитал мне «Почетного консула» Грэма Грина и поцеловал на ночь. Хотя после моей операции думать о сексе было явно рано, мне ужасно хотелось, чтобы он обнял меня и приласкал. Но я отдавала себе отчет в том, что объятия и нежности (особенно без секса) были не в стиле Тони. Проснувшись утром… кто бы сомневался?.. я обнаружила его наверху, на диване под пледом. Стопка листов у компьютера стала толще.

— Похоже, у тебя сейчас творческие ночи, — сказала я.

— Люблю работать в это время.

— И еще это хороший предлог, чтобы не ложиться спать со мной.

— А как же вчера?

— Ну, тебя хватило ненадолго..

— А это уж неважно. Ведь ты уже заснула.

— Стоило мне отключиться, как ты сбежал.

— Ну, правильно. Но я же лег с тобой, как ты просила, разве нет?

— Да, ты прав, — кротко ответила я, понимая, что продолжать обсуждение бессмысленно.

— Так чем ты недовольна?

— Я всем довольна, Тони.

Но я понимала: мой муж, готовясь к моменту, когда в доме появится Джек, обдумывает, как ему избежать бессонных ночей и нарушения привычного распорядка. Вот он и обеспечил себе, так сказать, алиби в виде романа — и пути отступления наверх, в кабинет.

Тем не менее лишний раз заговаривать с Тони на эту тему я боялась: ведь стоило мне сказать что-то поперек, как раздавался тяжкий вздох, и я чувствовала себя сварливой занудой, которой мне меньше всего хотелось быть. К тому же он оказался великодушен и оставил без особых комментариев ту мою прогулку на четвереньках. Да и в больнице, когда, по вине гормонов, меня несло по полной программе, Тони держался просто образцово. Так что во имя сохранения домашнего мира (особенно в преддверии появления Джека) я решила не заострять внимание на мелочах. «Улыбнись и стерпи» — порой эта избитая истина помогает сохранить семейную жизнь.

Я решила отбросить дурные мысли, хотя бы на ближайшие несколько дней, и бросить все силы на то, чтобы привести дом в относительный порядок. К счастью, бригада в полном составе и впрямь явилась наутро точно в восемь. Тони явно сыграл на их чувстве вины. А может, просто пригрозил, что не заплатит. Коллинз — прораб из Северной Ирландии — был само сострадание, расспрашивал меня о «малютке» и все уверял, что страшно «горюет» о моих несчастьях, но что «с Божьей помощью, малютка ваш скоро совсем поправится». Он же убеждал меня, что они с парнями сумеют закончить все основные работы за неделю.

— А теперь ни о чем не тревожьтесь, кроме вашего сына. Мы все сделаем в лучшем виде.

Его участие меня искренне тронуло — особенно потому, что до сих пор он выступал как безответственный сивый бездельник, нарушавший все сроки и договоренности. Он вечно все путал, вносил неразбериху, да еще с таким видом, будто делает нам одолжение. И тут вдруг такая любезность и сочувствие. Я не особо поверила в его искренность, но все же невольно подумала, что он, видно, такой же, как все строители, — старается угодить и нашим и вашим, и набирает больше заказов, чем может выполнить. Но видимо, узнав о ребенке, оказавшемся в беде, любой человек становится лучше — если только, подобно Тони, не отгораживается от проблем, не желая признавать, что жизнь не всегда течет гладко.

Я снова задумалась о том, почему же Тони воздвигает эти эмоциональные «санитарные кордоны»? И пришла к выводу, что таким способом он, скорее всего, пытается победить собственные страхи. Мне было приятно, что у него пошла работа над романом, но я прекрасно понимала, что это еще и защитный механизм — способ отстраниться и от меня, и от потенциальной проблемы в лице Джека.

— Я даже не сомневаюсь — пройдет совсем немного времени, он добьется перевода назад в Каир и слиняет туда один, — сказала Сэнди, позвонившая мне в то утро.

— Он просто напуган, это нормально, — ответила я.

— Да уж, ответственность это не для мужиков.

— Ну зачем ты так — просто каждый по-своему справляется с проблемами.

— То есть, как Тони, прячет голосу в песок.

Это, конечно, был не первый наш телефонный разговор с Сэнди после моего возвращения из больницы. Сэнди пришла в полный ужас от моих новостей, и мы с ней созванивались по два-три раза на дню.

— Как назло, этот сукин сын, мой бывший муженек, как раз сейчас отправился на месяц в велосипедный поход со своей пассией. Если бы не это, я бы пулей принеслась в Лондон, к тебе на подмогу. Но за детьми присмотреть некому, а этот ублюдок даже мобильника с собой не взял, так что до него не доберешься.

В то же время Сэнди не разделяла моей паники по поводу состояния Джека. Вместо того чтобы посыпать голову пеплом, она села на телефон, обзвонила всех акушеров и педиатров, до каких смогла добраться в Бостоне и окрестностях. Она опрашивала, собирала мнения и советы самых разных людей — словом, действовала по принципу «нужно же что-то делать»: мы, в Штатах, попав в сложную ситуацию, обычно ведем себя именно так.

— Я уже и сама верю, что все обойдется, — сказала я Сэнди, пытаясь отвлечь ее от рассуждений о моем своевольном супруге. — А самое главное, сегодня Джека наконец переводят из интенсивной терапии.