Особые отношения

Вот я и отдернула руку от тетради, а также не поддалась искушению полистать рукопись романа, чтобы понять, чьей манере решил подражать Тони — Грэма Грина или Джеффри Арчера. Вместо этого я просто разобрала диван, вынула из ящика плед и подушку, постелила, потом опустила жалюзи на слуховом окне, переключила телефон в режим автоответчика, сняла джинсы и прилегла. Несмотря на шум дрели и шлифовальной машины, я заснула почти мгновенно — что называется, провалилась.

Потом я услышала знакомый голос:

— Что ты здесь делаешь?

Я не сразу смогла сообразить, где нахожусь и что происходит. Точнее, осмыслить тот факт, что, по всей вероятности, уже наступила ночь, в комнате горел большой торшер, а в дверях стоял мой муж и озабоченно смотрел на меня.

— Тони? — спросила я хриплым спросонья голосом.

— В больнице тебя разыскивают…

Тут я пробудилась окончательно.

— Разыскивают?

— Джеку стало немного хуже. Снова желтуха.

Я вскочила на ноги и судорожно начала одеваться.

— Едем, — бросила я, натягивая джинсы.

Тони решительно остановил меня:

— Я там уже был. Сейчас все в порядке. Они сначала испугались, что это рецидив. Но анализ крови показал, билирубин чуть выше нормы, беспокоиться не о чем. Однако Джека решили опять перевести в интенсивную…

Я прервала Тони на полуслове:

— Расскажешь в машине.

— Мы никуда не едем.

— Даже не говори мне, что мы не едем. Это же мой ребенок.

— Мы не едем, — повторил Тони, с силой сжав мою руку.

— Ты можешь оставаться, а я…

— Ты слышишь меня? — Он повысил голос. — Сейчас уже почти полночь.

— Что? — Это меня поразило.

— Семь минут двенадцатого.

— Что за чушь!

— Ты проспала целый день.

— Быть этого не может.

— По крайней мере, из больницы тебе пытались дозвониться начиная с трех часов.

— О, нет!

— А я тебе оставил не меньше десяти сообщений на мобильнике.

— Почему ты не позвонил рабочим?

— Потому что у меня на работе не было номера их долбаного мобильника, вот почему!

— Я прилегла вздремнуть после того, как навестила Джека утром.

— Вздремнуть на двенадцать часов?

— Я виновата.

Я мягко высвободила руку и оделась до конца.

— Я все-таки съезжу, туда.

Он встал в дверях, преграждая мне путь:

— Не слишком хорошая идея. Особенно после того, как…

— После чего? — спросила я. Но я уже подозревала, что услышу в ответ.

— Особенно после тех сложностей, которые у тебя были сегодня утром.

Эта сучка, сестра Макгуайр. Продала меня.

— Просто небольшая проблема с кормлением, вот и все.

— Да, я так и понял. Но одна из сестер сказала, что ты чуть не отбросила Джека, когда кормила.

— Да это была непроизвольная реакция. Он сделал мне больно.

— Надеюсь, ты понимаешь, что он не нарочно.

— Конечно нет. Но речь ведь не о том, что я швырнула его через всю комнату. Просто дернулась от боли.

— Наверное, сильно дернулась, раз сестра доложила об по начальству.

Я села на диван. Уронила голову на руки. Больше всего хотелось схватить паспорт, доехать до аэропорта и сесть на первый самолет, летящий в родные Штаты.

Ты не способна. Ты не справишься. Ты не мать, а ходячая проблема.

Но тут в голове у меня зазвучал другой голос, спокойный и здравый. Он повторял, как заклинание, одну и туже спасительную фразу: «Наплевать. Наплевать. Наплевать».

С чего бы такой пародии на мать, как я, беспокоиться о том, что с ее ребенком? А даже если бы и я и беспокоилась, они (врачи, сестры, мой муж) все равно знают про меня всю правду. У них есть доказательства. Они же сами видели, как…

Как — что?

Как… я ничего не понимала.

Как… меня терзало чувство тоски и раскаяния из-за всего, что пришлось вытерпеть Джеку… а в следующий момент все становилось до лампочки.

Потому что я плохая мать. Вот это верно, ПЛО-ХА-Я. Как в той песенке в стиле кантри про РАЗ-ВО…

— Салли?

Подняв голову, я увидела, что Тони смотрит на меня своим фирменным удивленно-раздраженным взглядом.

— Тебе нужно пойти и лечь в постель, — сказал он.

— Я только что проспала двенадцать часов.

— Что ж, значит, ты этого хотела.

— Нет, этого хотел мой организм. Потому что мой организм заметил что-то, чего упорно не хочешь заметить ты… что это небольшое физическое усилие, которое называется «родить ребенка», вымотало меня совершенно, до предела. Но ты-то, я понимаю, считаешь, что это ерунда, все равно что два пальца об…

Тони одарил меня ироничной улыбкой и начал складывать диван.

— Я поработаю, — сказал он, — не нужно меня ждать.

— А я не собираюсь сейчас спать.

— Дело твое. А теперь извини…

— Тебе наплевать на все, что происходит?

— Прости, но кто бегал сегодня в больницу, пока мать нашего сына отключила все телефоны и сама отключилась?.

Выговор прозвучал обидно, словно пощечина, тем более что Тони произнес эти слова подчеркнуто спокойным, невозмутимым тоном.

— Как же ты несправедлив. — Мне сдавило горло, и я говорила почти шепотом. Тони лишь улыбнулся в ответ.

— Разумеется, ты так считаешь, — сказал он. — Потому что правда бывает ужасно несправедливой.

Он уселся в кресло у компьютера и, отворачиваясь от меня, бросил:

— А теперь извини…

— Дерьмо ты собачье.