— Не забудьте о записи, — предупредил Богданов, поправляя в плече зрачок видеокамеры. — И запомните, куда надо бежать в случае осложнений.
— Думаешь, придется бежать?
— Не знаю. Давайте пройдемся немного, до первого “айсберга”, что ли, и вернемся.
Рассредоточившись так, чтобы видеть друг друга и в то же время наблюдать за обстановкой, они двинулись по скрипящей под сапогами “саже” к одной из сияющих белых глыб величиной с небольшое здание; самый большой из “айсбергов” достигал в высоту около трех десятков метров и в длину около сотни, самый маленький не превышал рост человека.
Не успели пройти и сотни шагов, как вдруг из-за горизонта взметнулась дугой длинная искра и вспыхнула над равниной ослепительным клубком голубоватого пламени. Все предметы на равнине выступили четко и рельефно, протянув угольно-черные тени. Лишь неясные темные массы так и остались неразличимыми, словно застывшие бурые клубы дыма.
Из-за горизонта вынеслась еще одна звезда, затем еще одна. И в тот же момент из дымоподобных громад выпрыгнули стремительные ручьи жидкого пламени и потекли, причудливо извиваясь, к белым айсбергам.
По нервам людей ударило болезненно и сильно.
Филипп увеличил напряженность защитного поля, стало легче, но в довершение ко всему ему показалось, что он слышит чей-то долгий, тонкий, мучительный крик, чей-то призыв о помощи, хотя рядом не было никого, кто мог бы так кричать.
Ручьи преодолели расстояние до белых глыб, и те внезапно зашевелились, стали растрескиваться, окутались бурным белым паром… “Крик” захлебнулся, перешел в хрипящее булькание — все это на уровне мысленного приема — и пропал.
Сквозь пар, окутавший ближайший “айсберг”, люди увидели золотистый факел огня, осветивший какую-то сложную многогранную фигуру, нечто вроде друзы кристаллов, затем раздался глухой взрыв, и все скрылось в густом фонтанирующем пару…
Словно сделав свое дело, играющие холодным ртутным блеском “ручьи” возвращались обратно, укорачивались, уходили в пухлые нечеткие массивы другого “дыма”, бурого. Исчезли. Световые “бомбы” в небе погасли, и стало почти темно. По всей равнине вместо белых “айсбергов” некоторое время светились странные алые холмики, похожие на кучи углей, но и они потухли. Равниной завладела тьма. Из-за горизонта донесся знакомый рокот, и снова затряслась почва.
— Вот и весь концерт, — пробормотал Томах.
— Пошли назад, — скомандовал Богданов. — Иначе мы рискуем стать мишенями вместо этих “кусков льда”.
Словно в ответ на его слова из густой клубящейся тьмы, оконтуренной только фиолетовым свечением небосвода, вылетел серебристый ручеек и направился к попятившимся разведчикам.
— Не останавливайтесь, — хладнокровно сказал Богданов. — Быстро на холм!
Друзья повиновались и в несколько прыжков достигли точки выхода — красное кольцо исправно показывало дорогу в “тамбур”.
Богданов терпеливо дождался, пока ручей пересечет те несколько сот метров от своего облакоподобного обиталища до людей (даже в полусотне метров от него у Филиппа появились болезненные ощущения в позвоночнике и крупных нервных узлах тела), и включил прожектор. Яркий клинок света вонзился в ручей, и тот резко снизил скорость течения, затем остановился совсем. Никита выключил прожектор, подождал и снова включил.
“Озадаченный” ручей попятился и вдруг… загорелся по-настоящему! Все вокруг озарилось дрожащим пугливым светом. В буром “дыму” прозвучали два глухих удара, вздрогнула почва, и люди увидели, как из тьмы на них сначала медленно, а потом все быстрей покатился бурый бесформенный вал. Голову Филиппа охватила усиливающаяся боль, по нервам словно стегнули горячим кнутом!
— Никита! — крикнул Томах, но Богданов не стал дожидаться новых сюрпризов и метнулся назад. Все трое, тяжело дыша, вывалились на матово-черную поверхность “колодца”. В центре квадрата уютно светила габаритными огнями башня когга.
— Тишина и спокойствие, — отдышавшись, сказал Томах.
— Разведали, — в тон ему отозвался Филипп.
В рубке разделись, без единого слова позавтракали и принялись изучать вытянутые физиономии друг друга.
— Что дальше? — спросил наконец Богданов, уходя взглядом в себя; Филипп понял, что Никита взвешивает собственное решение.
— Мы слишком мало видели, — пробормотал он.
— Да, — согласился Томах, — понять что-либо из увиденного трудно.
— Придется идти снова, — кивнул Богданов.
— Только уж выбирать направление на этот раз буду я, — поднял руку Станислав.
Они снова облачились в тяжелые противоядерные балахоны, известные в Даль-разведке под названием “панголины”, и на всякий случай предварительно прощупали эфир в радиодиапазоне антеннами шлюпа. Но эфир был пуст и тих, динамики лишь слабо потрескивали немногочисленными, прорвавшимися сквозь толщу атмосферы колодца быстрыми ионами.
— Я предлагаю нырнуть сюда. — Томах остановился возле темно-зеленой стены.