Особый отдел и око дьявола

– Сейчас проверим, – сказал Кондаков, а затем обратился к хмурым рабочим, лишившимся гарантированного заработка на неделю вперёд: – Очищайте ёмкость, братцы. Только аккуратненько.

Испорченную сырную массу стали выгребать лопатами и вёдрами прямо на пол. Поначалу никто не видел в этой процедуре какого-либо смысла (убитый горем Страшков вообще на всё рукой махнул), однако на дне чана вскоре обнаружились осколки стеклянных ампул, что подтверждало наличие злого умысла.

Люди опять возбуждённо загалдели, но Кондаков быстро навёл порядок.

– Никому ничего не трогать. Это может быть яд, – заявил он и, надев резиновые перчатки, сам собрал наиболее крупные осколки.

Толпа затихла, ожидая резюме прыткого фельдшера.

– Кефазолин, – объявил наконец Кондаков. – Антибиотик широкого спектра действия, подавляющий развитие всех видов бактерий, стрептококков, пневмонококков, сальмонелл, шигелл, вирусов, грибов, протеев и простейших. Неудивительно, что он повлиял на закваску столь негативным образом.

– Антибиотик? – ожил Страшков. – Слава богу! Не надо будет проводить полную дезинфекцию цеха. Достаточно вымыть чан горячей водой со щёлоком.

Повинуясь его энергичным распоряжениям, рабочие занялись спасением того, что ещё можно было спасти. Бракованную сырную массу разбирали на корм свиньям. В заражённый антибиотиком чан хлынул кипяток. Цех наполнился паром.

О Цимбаларе все, похоже, забыли, и, подталкиваемый в спину Кондаковым, он покинул сыроварню.

– Куда ты меня уводишь? – упирался разобиженный участковый. – Я требую полного оправдания! Это же наглая клевета!

– Подожди, пусть народ успокоится, – уговаривал друга рассудительный Кондаков. – Ты ещё вернёшься сюда на белом коне.

Его правоту подтверждали хулительные реплики, доносившиеся из-за забора, и куски мёрзлого собачьего дерьма, летевшие с той же стороны.

– Какого хрена ты меня сюда привёл? – осведомился Цимбаларь, когда они оказались в больничке (из соображений конспирации Людочка за ними не последовала).

– Сейчас узнаешь, – Кондаков копался в шкафу, битком набитом медикаментами. – Дело в том, что перед отъездом в Чарусу я получил десять упаковок этого самого кефазолина. Здесь я им не пользовался. Тем не менее одной упаковки не хватает.

– Тогда всё ясно, – сказал Цимбаларь, к которому вернулось прежнее присутствие духа. – Ты сам совершил диверсию на сыроварне и всё свалил на меня.

– Или ты украл антибиотик из моего шкафа и упорно продолжаешь свою вредительскую деятельность, – не остался в долгу Кондаков. – В противном случае придётся допустить, что мы имеем дело с происками злых сил.

– Зачем злым силам антибиотики, – возразил Цимбаларь. – Самая плохонькая кикимора могла бы погубить весь этот сыр одним взглядом. Впрочем, какая разница, кто тому виной – люди или бесы. Шишки-то всё равно падают на меня. Не удивлюсь, если завтра найдётся свидетель, видевший, как я справлял нужду в алтаре и плевал на образа святых.

– Вполне возможно, – согласился Кондаков. – Рано или поздно ты допрыгаешься до суда Линча, а потом придёт и наш черёд… Поэтому для начала нам нужно позаботиться о личной безопасности. Запираться ночью на надёжные запоры, не посещать в одиночку глухие места, расставлять в своих избах сторожки, следить за пищей… Где ты столуешься?

– У одной милой старушки.

– С виду она, может, и милая, но чужая душа, как говорится, потёмки. Лучше бы нам пока перейти на консервы. Целее будем… И главное, следует немедленно изменить правила радиообмена. Вспомни, ты сказал нам по рации, что собираешься на сыроварню. Кто-то перехватил это сообщение и, опередив тебя, подбросил в чан антибиотик.

– Предварительно похищенный из кабинета фельдшера, – вставил Цимбаларь.

– Сути дела это не меняет… Причём тебя опередили примерно минут на двадцать-тридцать. Кефазолин в лошадиных дозах действует быстро, но всё же не мгновенно… Понимаешь мою мысль?

– Понимаю, – кивнул Цимбаларь. – Надо бы провести расследование, но сейчас на сыроварню и не сунешься.

– Я сам займусь этим… А как ты думаешь, почему в чане оказались осколки ампул? Ведь бросать их туда было вовсе не обязательно.

– Как видно, подозрения хотят навести не только на меня, но и на тебя.

В этот момент обе рации, лежавшие рядышком на столе, заговорили голосом Людочки:

– «Третий» вызывает «Первого». «Третий» вызывает «Первого»… Да отзовись же ты наконец-то!

Цимбаларь уже потянулся было к рации, но Кондаков остановил его.

– Не отвечай! Почуяв неладное, она сама прибежит. Вот тогда и потолкуем о наших насущных проблемах. Заодно одурачим слежку.

– Надолго ли, – буркнул Цимбаларь.

Не дождавшись ответа, Людочка чертыхнулась, что в общем-то было для неё нехарактерно, и умолкла.

Кондаков и Цимбаларь, занятые своими разговорами, уже забыли о ней, когда дверь кабинета резко распахнулась и на пороге предстала Людочка, прятавшая руки в пышной песцовой муфте. Одновременно в замёрзшем окне мелькнула тень человека, взгромоздившегося на завалинку.