Особый штаб «Россия»

Третий вопрос, на котором мы кардинально расходились, — это было отношение РОА к Германии. Конечно, германская восточная политика была самоубийством. Это историческая правда, благодаря чему Германия проиграла войну. Наряду с этим я считал, что германская армия была нашим союзником, снабжавшим нас оружием, деньгами и военным снаряжением. Мне казалось, и я твердо стоял на той точке зрения, что мы, русские офицеры, должны быть лояльными по отношению к германской армии до конца. И вот тут наш разговор перешел в ту драматическую стадию, которая, как оказалось потом, сделалась "началом всех начал", то есть привела генерала к тем оперативным решениям, эпилогом коих был удар — совместно с чешскими партизанами — по отступающим немецким дивизиям и результат — освобождение Праги»[485].

Итак, ни о какой командной должности в составе РОА Борис Алексеевич не помышлял. Война была проиграна. Присоединение к Власову ничего бы ему не дало, кроме разрыва отношений с немцами, его личной гибели и гибели его подчиненных.

Во-вторых, Борис Алексеевич знал, благодаря кому Власов и его окружение сумели создать ВС КОНР (как он отмечал, «…я знаю закулисную сторону политического рождения генерала Власова»). За этими мероприятиями, позволившими бывшему советскому генералу обрести реальную власть и войсковые соединения, стояла тень рейхсфюрера СС. Смысловский не желал связывать себя какими-либо узами с ведомством Гиммлера. Он понимал, почему Власов пошел на контакт с «Черным орденом», но выбора его не одобрял.

В-третьих, Бориса Алексеевича раздражало окружение генерала, куда входили члены НТС (например, генерал-майор Ф. И. Трухин). В очередной раз бороться с «новопоколенцами», терять на это время ему не хотелось.

Наконец, Смысловскому не удалось преодолеть в отношениях с Власовым ряд «стереотипов», хотя, возможно, Борис Алексеевич и пытался от них освободиться. На страницах «Суворовца» он отчасти постарался рассказать о той непроходимой пропасти, отделявшей его от Власова: «Мы были разные люди и по характеру, и по воспитанию. Военное образование получили в диаметрально противоположных школах». Но разумеется, этим проблема не исчерпывается, и ее корни следует искать еще глубже. На этот аспект, в частности, указал лихтенштейнский публицист Хеннинг фон Фогельзанг, отметивший, что Смысловский и Власов представляли собой «два мира, которые тогда не могли найти друг друга»[486].

Следует добавить, что хотя количество российских эмигрантов, желающих вступить в ВС КОНР, было велико, они очень часто подвергались во власовской армии фактическому третированию со стороны бывших советских военнослужащих. «В политических и бытовых вопросах, — считает историк Е. Г. Кривошеева, — было слишком много разногласий, тем более что возрастные критерии в РОА были сильно размыты»[487].

Эмигранты обвиняли Власова в «советскости», считая генерала типичным представителем большевистской военно-государственной номенклатуры, который оказался на стороне Рейха лишь в силу сложившихся обстоятельств. Они не принимали политических установок власовского движения, отрицающих возможность восстановления дореволюционных порядков в России.