Особый слуга (СИ)

— Я не готов видеть, как вы отдаетесь другим.

— Вы о Пьеро? Это был всего лишь невинный поцелуй… — графиня оправдывалась, как девочка, и была рада тому, что он дает ей эту возможность — оправдаться.

Северин покачал головой:

— Глядя на вас, ни один мужчина не может оставаться невинным. Вы — само воплощение соблазна. И хотя для вас я всего лишь слуга, один из многих, и вы не считаете меня мужчиной, я все-таки испытываю то же, что другие. Когда вы садитесь рядом в своих тонких открытых платьях, когда касаетесь меня, полагая, будто это не может пробудить во мне чувств, когда вы принимали меня в постели в пеньюаре, и он сползал с вашего плеча, а вы даже не поправили его…

Полетт ждала чего угодно, только не этого. Ей вдруг захотелось рассмеяться, как безумной: хохотать, запрокинув голову, давясь судорожными всхлипами. Или также неистово рыдать от облегчения. Графиня сделала шаг вперед, и Северин отступил, пропуская ее в комнату. Она протянула руку и захлопнула дверь. Только потом заговорила:

— Но я думала, будто безразлична вам. Вы полагаете, я обнажалась перед вами оттого, что не считаю вас мужчиной? Напротив, я хотела, чтобы вы меня видели. Без одежд, без прикрас. Я хотела, чтобы вы меня желали.

— Я желал, как вы и хотели, — признался он через силу.

— Я выгнала беднягу Пьеро после того, как сама уговорила его меня поцеловать. Потому что его губы — не ваши губы, а его рукам далеко до ваших умелых рук.

Слова Полетт привели Северина в замешательство.

— Я полагал, вы просили меня у князя, мечтая рассчитаться за унижения той ночи.

— Я давно забыла об унижении. Вы помогли мне пережить ту ночь: ваши ласки, ваша нежность. Я представляла вас на месте князя.

— И полагал еще, будто после случившегося омерзителен вам, и ждал ответных унижений, но вместо этого видел лишь доброту и участие. Помните, я говорил, будто никогда не желал очутиться на месте князя? Это неправда. Я завидовал ему в тот день, когда вы приехали в гости: такая красивая, такая изысканная, совсем не похожая на женщин, какие с ним были прежде. И эта ваша улыбка, которой вы единственная из всех одарили меня, входя в столовую. Прочие смотрели мимо. Я подумал еще: у меня никогда не будет такой женщины. И тогда я понял каково это, желать невозможного. Вы — мой ангел, мой свет. Я готов примириться с тем, что мне не суждено вами обладать, но видеть, как вами владеют другие, превыше моих сил.

— Так будьте со мной! Любите меня! — уже не сдерживаясь, воскликнула графиня.

— Вы вправду этого хотите? — осторожно спросил Северин, все еще сомневаясь.

— Да, да! — пылко заверила его Полетт. — Ничего на свете я не хотела так, как вас.

— Я буду вас боготворить, касаться нежно и благоговейно, — приглушенно сказал он, не предпринимая, однако, никаких попыток притронуться к ней.

— Вашим благоговением я сыта по горло. Я не желаю быть ангелом. Для вас я хочу быть падшей женщиной, хочу, чтобы наяву вы проделали со мной все то, что уже делали в моих фантазиях. Я тосковала по вашим прикосновениям, я ласкала себя, представляя ваши руки. Идите ближе, я не хрустальная и не рассыплюсь, если вы обнимите меня крепко.

Не дожидаясь, она сама подступила к нему, поднялась на цыпочки, намереваясь поцеловать. Однако Северин ее опередил. Его губы накрыли ее губы, языком он проник внутрь ее рта, раскрытого ему навстречу. И Полетт будто рухнула в бездну с головокружительной высоты. Он держал ее, и лишь это не давало ей окончательно пропасть. Ни одна из фантазий не подготовила ее к тому, как это случится в действительности. Она была словно оголенный нерв, через который шел электрический импульс. Пошатываясь, как пьяная, она обхватила его за плечи, неосознанно впилась в них ногтями.

— Не торопитесь, графиня! — отняв губы, прошептал Северин. — У нас много времени.

— Я слишком долго ждала вас, чтобы не торопиться, — возразила Полетт и вновь припала к его губам.

Пока они обменивались словами и поцелуями, его проворные пальцы высвобождали ее из одежд, лаская каждый обнажившийся участок кожи. И Полетт позабыла себя, отдаваясь его губам, и рукам, и всей власти его мужской сути. Она готова была поклясться, что он вступил в молчаливый сговор с ее телом — никогда прежде оно не откликалось на любовные ласки так остро. Каждый раз, когда Северин убирал руки, чтобы расстегнуть очередную пуговицу, графиня медленно и томительно умирала и каждый раз воскресала, как огненная птица Феникс, едва он вновь касался ее.

Ей тоже хотелось дотронуться до его наготы, и она принялась было раздевать его, но из-за высшей степени волнения не могла справиться с пуговицами на сорочке и в конце концов просто выпростала ее из штанов и жадно запустила внутрь ладони — греясь, греясь, греясь его солнечным теплом! Ее руки заскользили по его телу, вбирая линии ребер, шероховатые соски, жесткость волосков. Но этого ей было мало. В слепом исступлении Полетт ласкала его бедра, и ягодицы, и низ живота, и напряженную мужскую плоть через штаны.

Она услыхала, как он прерывисто вдохнул, а затем молвил:

— Не жадничайте, графиня, я ведь не железный.