Князь подвел Полетт к овальному столу. На белой скатерти, расшитой виноградными листьями, стояла фарфоровая посуда с изображением сцен охоты. Столовые приборы золоченого серебра украшало изображение сокола. В широких хрустальных вазах, сверкающих своими гранями, словно бриллианты, лежали фрукты и конфеты, в серебряных розетках горками был насыпан засушенный миндаль с солью, а на стоявшей перед нею тарелке к своему удовольствию Полетт нашла пурпурную розу.
Стол освещали золоченые свечи, источающие аромат розмарина и шалфея. Их приглушенный колеблющийся свет создавал иллюзию уединения, столь прочную, что ее на нарушали ни играющие на балконе музыканты, ни дворецкий князя, самолично прислуживавший хозяину и его гостье. Из кушаний подавалась рыба, то нарезанная тонкими ломтями то, напротив, запеченная целиком, чтобы отщипывать от нее по кусочку, была икра, перепелиные яйца, запеченный сельдерей, спаржа. Присутствовала отборнейшего качества зелень и изобилие самых разных фруктов: виноград, груши, яблоки и сливы, сочня смоква и даже ананасы. Когда дворецкий поставил на стол серебряное блюдо с устрицами, Полетт не сдержала изумления:
— Позвольте, князь, но как вам удалось раздобыть устриц столь далеко от моря?
Все выглядело очень аппетитно и дразнило возбуждающими ароматами, однако графиня, надеясь на романтичное продолжение ужина, ела небольшими порциями. Единственное, перед чем она не смогла устоять, оказалось мороженое. Князь, как и она, от всех поданных блюд откладывал понемногу, зато с откровенным удовольствием пил вино. Откинувшись на спинку стула, он любовался поверх бокала, как графиня набирает мороженое в ложку, как подносит ее к губам, слизывает вспененную массу и жмурится от наслаждения.
Пока она лакомилась, Антон жестом отпустил музыкантов, и Полетт, чувствовавшая на себе обжигающие взгляды князя, восприняла наступившую тишину как сигнал к другому, не менее ожидаемому и приятному действу. Она отодвинула мороженое, предвкушая, как Антон пригласит ее в спальню под предлогом показать ее убранство[2] или вовсе не скрывая своих намерений, как неторопливо освободит ее от платья, вытащит шпильки из ее волос и примется осыпать ласками, от которых она растает, как только что таяло мороженое у нее на языке.
От своих откровенных фантазий Полетт порозовела, что очень ее красило. Точно прочитав ее мысли, Антон подал Полетт руку, но едва она коснулась его ладони, как князь рывком поднял ее, привлек к себе и жадно припал к губам, не то целуя, не то кусая. Графиня чувствовала во рту терпкость вина, которое пил Соколов, и солоноватый металлический привкус крови. Язык князя двигался яростно, мощно, графиня представила, что также будет двигаться внутри нее его плоть и смутилась этому напору.
Она отстранилась, бросила взгляд на двери, возле которых безмолвным изваянием замер гигант в белоснежном парике.
— Подождите, Антон! Мы не одни! — прошептала Полетт.
Соколов кинул правую бровь:
— Вас беспокоит дворецкий? Это всего лишь слуга, пусто место, не переживайте на его счет. Моя челядь не болтлива.
Точно подтверждая слова господина, дворецкий смотрел прямо перед собой, всем своим видом выражая полнейшую отрешенность. Верно, если бы прямо сейчас над ним разверзлись небеса и запели ангелы среди облаков, и то не он поднял бы глаз.
— Прекратите на него смотреть, не то я решу, будто мой слуга вам желаннее меня.
Князь заслонил от Полетт дворецкого, и вновь впился в ее губы, точно она была источником, а он погибающим от жажды. Не прерывая поцелуя, Антон подхватил Полетт за талию и усадил на стол, прямо на расшитую виноградными листьями скатерть, сталкивая на пол остатки яств и посуду. Руки его поднялись выше. Полетт подумала, что он жаждет более смелых ласк, и сама потянулась к пуговицам, намереваясь помочь любовнику расстегнуть платье, но опоздала. Антон рванул тонкую ткань, платье с треском распалось на две половины от шеи до пояса.
[1] Фонтан.
[2] Демонстрировать гостям убранство спальни в XIX веке было в порядке вещей и не считалось чем-то неприличным.
Желанная гостья (продолжение)
Внимание! Здесь начинается обещанная эротика, так что в публичных местах лучше не читать во избежание конфуза.
— Мое платье! — ахнула Полетт, не зная, то ли возмущаться, то ли восхищаться страстью, что пробудила она в этом холодном светском красавце.
— Оно вам совершенно ни к чему. Вам следует ходить голой.
Князь отступил на шаг, рассматривая Полетт, и ей отчего-то сделалось неловко под его прожигающим взглядом. На белой шее графини ярко выделялись следы недавних поцелуев — как ни старалась горничная, ей не удалось полностью их скрыть, тяжелая налитая грудь Полетт вздымалась в такт взволнованному дыханию, соски алели, словно два горячих уголька. Взгляд князя скользнул по тонкой талии и мягкой окружности живота, пока не уперся в самый его низ, прикрытый пеной порванных кружев и шелка.
— Снимите это безобразие, графиня! Я желаю видеть вашу наготу! — приказал он.