Особый слуга (СИ)

И вновь Полетт засмущалась дворецкого, так и не покинувшего столовую. Она знала, что дамы высшего света не считают слуг за мужчин и принимают в их присутствии ванну или разоблачаются не только без стеснения, но даже гордясь своей современной раскованностью. Однако Полетт так и не приучилась воспринимать слуг как пустоту, и присутствие молодого мужчины, ставшего свидетелем их с Антоном близости, тревожило ее.

— Отчего вы медлите? Я не люблю ждать, — поторопил Соколов.

Полетт отнюдь не хотелось, чтобы светский любовник счел ее наивной простушкой. Под нетерпеливым взглядом Антона она неловко высвободилась из платья и сбросила его на пол.

Глаза князя азартно блеснули.

— Я знавал дурнушек, не годившихся вам и в подметки, которые были восхитительно бесстыдны. Их развратность заставляла пылать огнем мои чресла. Ну же, не прячьтесь, покажите, как вы исходите соками, ожидая меня, — говоря, он неотрывно смотрел на выбритый по заграничной моде лобок Полетт, на ее стыдливо сомкнутые бедра. — Раздвиньте ноги, графиня!

Это прозвучало хлестко, как удар кнута.

Все, что происходило между Полетт и теми немногими мужчинами, которых она знала, происходило за закрытыми дверьми спальни и в темноте. Она не умела обнажаться напоказ, не знала, каково это, когда требовательный мужской взгляд скользит по самым сокровенным местам, жалит и жжет.

Повинуясь этому взгляду, графиня медленно развела бедра. Антон шагнул к ней, ступая по шелку и кружевам, положил ладонь на ее лобок, заставляя вздрогнуть от неожиданно острого ощущения, а затем протолкнул два пальца вглубь ее естества и принялся довольно грубо ими двигать, то вынимая, то вновь вонзая в нежную плоть. Полетт, ожидавшая, что прежде он поцелует или приласкает ее, не была готова к такому вторжению, и оно показалось ей болезненным. Но, возможно, оно было болезненным оттого, что у нее давно не было мужчины. Графиня сама потянулась к губам любовника, но князь не позволил себя целовать.

— Нет, — резко сказал он. — Смотри на меня. Покажи, как сильно ты меня хочешь. Будь распутной девкой для меня!

видела, что Соколов возбужден. Ей же не хватало объятий и поцелуев, и просто нежных, ничего не значащих слов. Однако разочаровывать Антона объяснением, что она не готова и ей нужно больше времени, графине не хотелось. Как успела она уяснить, мужчины весьма болезненно относились ко всему, что касалось их способности вызывать желание у противного пола.

— Поцелуй меня там, внизу! — попросила она, надеясь, что его язык, губы и даже жесткая щеточка усов окажутся нежнее пальцев, причинявших ей не столько удовольствие, сколько боль.

Она читала об этом в книгах, которые давал ей муж, надеясь добавить опытности, но ни разу не пробовала. Их отношения с Кристобалем не предполагали удовольствия для Полетт, граф купил себе жену также, как покупают лошадь или собаку, а какой же хозяин станет думать об удовольствии собаки и лошади? Любовник Полетт был человеком добрым, но начисто обделенным фантазией, и графиня просто не представляла себе, как просить его о такой откровенной ласке. Зато Антон Соколов прямо-таки воплощал в себе светскость и порок, слова Полетт едва ли смогли бы его удивить. Тем не менее князь брезгливо скривился:

— Ты хочешь, чтобы я лизал тебя между ног? Я, Антон Соколов, буду лизать бабу, как кобель — течную суку?! У меня есть идея получше.

Он выдернул из нее руку, опрокинул графиню на стол и принялся стаскивать брюки. Полетт чувствовала, как в обнаженную кожу спины впиваются осколки фарфора и острые грани столовых приборов. Ошарашенная резкими словами и бесцеремонным обращением, Полетт подумала, что пусть лучше князь овладеет ею теперь и, утолив свой плотский голод, вновь сделается обходительным и внимательным. Она замерла, давая любовнику полный carte blanche[1]. Но вместо того, чтобы войти в нее, князь обошел стол и встал подле ее лица.

Графиня приподнялась на локтях, непонимающе глядя на него. Антон толкнул ее обратно:

— Лежи!

Полностью одетый сверху, снизу он был обнажен, его мужское достоинство горделиво вздымалось из темной поросли волос. Размеры князя испугали Полетт. Она опасалась, что если он погрузиться в нее на всю длину, то повредит что-нибудь внутри. Желание начало спадать, сменяясь липким и стыдным страхом. Графиня вновь попыталась подняться со стола, на котором лежала, точно пойманная дичь, и вновь была опрокинута сильной рукой:

— Лежи, я сказал!

— Антон, давайте остановимся. Я не готова…

— Оставь женские уловки другим, я знаю их наперечет.