Особый слуга (СИ)

«Дорогая моя графиня! Я не сильно уповаю, что вы прочитаете это письмо — вернее всего, ему уготована та же участь, что и прежним моим посланникам, однако иным способом завладеть вашим вниманием не располагаю. Если вы все же читаете, значит, Северин рассказал вам о моей печальной участи. Я умираю. На пороге смерти многие вещи, такие как гордость или сословные различия кажутся смехотворными, иные же, напротив, предстают в кристальной ясности. Я действительно испытывал к вам чувства, хотя и знаю, что вы не поверите мне, как не поверите и в то, что я до сих пор храню газету с вашим портретом. Но умирающему нет нужды лгать. Моя вина лишь в том, что я не сумел выразить своих чувств должным образом и отвратил вас от себя. Верно, до вас уже дошли слухи о моем покойном батюшке. Его скверный нрав я унаследовал вполне, такому выродку, как я, нет места в этом мире, и вот мир отвергает меня.

Молю о последней милости: позвольте моему (теперь уже безо всяких возражений вашему) слуге проститься со мной. В детстве мы были очень дружны и доныне у меня нет более близкого человека, чем Северин. Вы даже не представляете, сколь много лишили меня, потребовав его себе; не ведал этого и я сам, иначе не отдал бы его так легко. Северин — единственная живая душа, которая станет обо мне горевать. Отнеситесь с уважением к его чувствам, я верю, у женщин доброе сердце.

P.S. Я солгал вам, говоря о его свободе в надежде на то, что, натешившись местью, вы мне его вернете. Однако перед смертью хочу это исправить. К письму приложена вольная, можете отдать ее Северину, а можете оставить себе и владеть моим слугой безраздельно к собственному удовольствию. Оставляю сие решение всецело на вашей совести, моя же совесть, по крайней мере в отношении указанного предмета, чиста.

Засим прощаюсь навсегда, князь Антон Соколов»

Полетт перечитала письмо несколько раз, пока не выучила его содержание наизусть, да так и заснула, сжимая в руке. Как хорошо, подумала она прежде, чем окончательно переместилась в царство сновидений, что я не отправила это послание в огонь вслед за предыдущими.

[1] Сюжет из оперы Р. Вагнера Тангейзер.

[2] Веленевая бумага — бумага высшего качества

Шаткое равновесие

— Вернулся ли Северин? — таковы были первые слова графини по пробуждении.

Ей хотелось принести ему радостную весть. Хотелось увидеть, как отблески счастья загорятся в его светлых глазах, как морщинки разбегутся лучиками от век, как приподнимет уголки губ улыбка, а если князь был прав, и Северин станет грустить о нем, что ж, Полетт хотелось по мере сил облегчить эту утрату. Хотя, по мнению графини, Соколов не стоил слез. Даже на похоронах Кристобаля она плакала — все-таки граф был отцом ее детей, теперь же глаза Полетт оставались сухи. Она не была жестока, но мысль о том, что князь заставлял Северина делить с ним постель, пользуясь его зависимым положением, приводила ее в бешенство. Это был древний как мир инстинкт самки, бросающейся на защиту детеныша, или инстинкт до самозабвения влюбленной женщины.

— Так он с раннего утра здесь, — меланхолично отвечала горничная, свободная от страстей, что владели ее госпожой.

— Ну, причеши меня, Аннета, так хорошо, как только ты и умеешь, и подай золотистое шелковое платье с вырезом. Хотя… нет, все равно причеши! А золотистого шелка не нужно. Давай черное с воротом под горло и кружевными манжетами.

Если прежде графиня позволяла себе исподволь подталкивать Северина к проявлению чувств, то после его признания любая навязчивость стала для нее невозможна. Ни в коей мере Полетт не желала уподобляться князю Соколову. Она вообразила, будто Северин к ней неравнодушен, однако то, что он не раз приходил к ней на помощь, могло свидетельствовать о его доброте, а вовсе не о сердечном трепете. И в таком свете Полетт вдруг начало казаться назойливым собственное поведение, и она устыдилась своей назойливости. Теперь графиня не знала, как держаться с управляющим, поэтому надела простое платье, взяла письмо и поспешила в кабинет.

— Что и завтракать не станете? — донеслось ей вослед.

— После, — отмахнулась Полетт, — я не голодна.

Она не услыхала, как Аннета неодобрительно фыркнула:

— Не голодны они. Одной любовью сыт не будешь!

Северин сидел за столом, где Полетт уже привыкла его видеть. Стараниями графини старый весьма скромных размеров стол заменили на роскошный новый, из дуба, с поверхностью зеленого сукна, со множеством ящиков и отделений, с бронзовым письменным прибором и тяжелым пресс-папье, однако под стать прежнему этот стол быстро скрылся под грудой учетных книг и бумаг, возросшей пропорционально его размерам.

— Чем обязан вашему визиту? — управляющий поднялся, учтиво поклонился, приветствуя хозяйку.

На его обычно гладком лице Полетт заметила отросшую щетину. Северин был непривычно задумчив и молчалив. Не желая ходить вокруг да около, графиня положила перед ним вскрытое письмо.

— Это послание от вашего бывшего хозяина. Хотя оно адресовано мне, речь там идет о вас. Прочтите.