Осоковая низина

Женя, не переставая плакать, рассказала, как рано утром все, кто хотел уехать, собрались перед домом волостного правления, но оказалось, грузовик молокозавода испортился, да еще исчез шофер. Позвонили в уезд, откуда обещали другую машину. Прождали до полудня, но напрасно, а потом до уезда уже не могли дозвониться, провод, должно быть, порвался. Артур и еще двое на велосипедах поехали в Бруге — выяснить, в чем дело, и точно в воду канули. Тогда все решили идти пешком. Женя с Ливией остались одни. Думали, думали и тоже пошли, хотя уже темнело. Но чем ближе они подходили к большому лесу, тем сильней охватывал Женю страх, и она решила зайти в «Виксны» и там переночевать. Завтра пойдет к жене Риекстыня — та живет рядом с лесничеством: еще застанет ее, вместе попытаются пробраться в Бруге днем. Муж у Хелены красногвардеец, она, наверно, тоже не захочет оставаться под немцами.

— Я, может, и осталась бы, но старая Винтериха ненавидит Артура, а потому и меня. Третьего дня так глянула, у меня ноги подкосились. А раз уже сейчас на дороге людей стреляют, так что будет, когда немцы придут?

Все тихо сидели за ужином, когда мимо окна скользнула тень. Даже не залаяла собака. Кто-то дернул дверную ручку, но дверь оказалась на крючке, тень кинулась к окну, прижала к стеклу ладонь, попыталась заглянуть на кухню и уже затем слегка постучала пальцем по стеклу.

— Брувериха!

Женя вскочила.

Эрнестина, стоявшая у плиты, махнула рукой, и, пока Алиса впускала позднюю гостью, старуха затолкнула Женю и Ливию в смежную комнату, а Ильмар спрятал их тарелки.

— Добрый вечер! — поздоровалась Брувериха с плохо скрываемой неискренностью. — Пришла посмотреть, живы ли еще соседи.

На кухне наступила напряженная тишина.

Если кого-нибудь из соседей сейчас и следовало опасаться, так прежде всего Брувериса — и как айзсарга, противника советской власти, и как мрачного, жестокого человека, которому на все наплевать: смерть хромого Ванага тоже связывали с ним.

— Пришла спросить, может, у вас глауберова соль найдется. У меня комолая коровка жевать не хочет. Ведь теперь никуда не поедешь. Сиди дома да жди, что будет.

Разговор не клеился, Ильмар прятал под столом на коленях тарелки, Петерис ковырял в зубах, Алиса искала в чулане глауберову соль.

— Смотри, как теперь всем бежать-то приходится, — опять заговорила Брувериха.

— Куда уж побежишь? — пробурчал Петерис.

— Да, куда побежишь? Что будет, то будет. Неужто этот немец и впрямь убивать станет?

Уходя, Брувериха в коридоре не повернула к входной двери, а ткнулась в большую комнату.

— Эх, и дурная же курица я!

Обратно соседка пошла не мимо дома, а через двор, и собака еще долго лаяла ей вслед.

— Чего эта стерва приперлась? Должно быть, видела, как пришел кто-то.

Растерянный и словно испуганный, Петерис отправился спать на сеновал.

Надо было сторожить скотину.

На другой день Женя никуда не ушла, сидела в комнате и плакала.

— Я говорила ему: не лезь, не суйся! Все равно тебе свет не исправить, не переделать! Что же теперь будет? Что будет со мной? С ребенком?

Алиса пыталась успокоить ее.

— Ведь вы ничего такого не делали. Такого, что было бы с политикой связано.

— Я-то нет. Но мне придется из-за него страдать.

Алиса спросила, сможет ли Артур узнать, что Женя в «Викснах», сказала ли Женя об этом кому-нибудь.

— Я не хочу, чтоб он искал меня.

— Как?

— Я вовсе не хочу ехать с ним.

Женя попросила Алису позволить ей остаться на несколько дней в «Викснах», как только станет поспокойнее, она уедет в Дундагу, где у нее родственники. То есть если немцев не остановят и они придут сюда.

Алиса пошла сказать это Петерису.

— Чего ты с ней связываешься? — заволновался Петерис.

— Я ведь ей ничего не обещала. Как скажешь, так и будет.

— Мне-то что?

— Ты — хозяин.

— Какой я теперь хозяин!

— Что же сказать Жене?

Этого он не знал, и Женя с Ливией остались. Петерис только наказал, чтобы ни Ливия, ни Женя во двор не выходили, — казалось, Бруверис из своего дома наблюдал в бинокль.

— У него нет бинокля, — это было известно Ильмару.

— Коли нет, смотрит так. Разве не увидит, что по двору чужие ходят?

Труднее всего было с Ливией. Девочка не могла усидеть в комнате, просила Алису взять ее с собой в хлев и на огород.

— Хочу ягнят посмотреть.

— Откуда ты знаешь, что у меня есть ягнята? Может быть, у меня их совсем нет?

Девочка призадумалась, затем спросила:

— А чистая совесть у тебя есть?

— У меня?

— Ну, конечно, у тебя!

— Почему ты спрашиваешь?

Малышка уткнулась лицом Алисе в юбку и зашептала:

— Я хочу на солнышко.

— Сегодня, детка, еще нельзя на солнышко.

— А когда можно будет?

— Когда настанут более спокойные времена.

— Когда это будет? После обеда?

Алиса отвела Ливию к матери, и Женя побранила дочку.

Чтобы успокоить ребенка, Ильмар придумал игру: оба вылезли в окно и, как солдаты, доползли на животе до огорода. За грядками сахарного гороха и кустами красной смородины девочку никто не мог увидеть. Затем он уложил Ливию в тачку и, как раненую, отвез обратно к дому.

— Еще, Ильмар! Покатай меня еще!