Осоковая низина

Прошла зима, наступила весна, зацвели яблони. В «Викснах» уже со всеми большими работами управились, даже Алисины цветочные клумбы ухожены. Выпала одна из тех редких минут, когда некуда спешить и можно действительно чувствовать себя, как в воскресенье. Петерис предался полуденному сну, Эрнестина в своей комнате читала «Урзулу», а Ильмар собирался в «Апситес», искупаться в пруду.

— Сынок, есть у тебя чуточку времени?

— Что тебе, мама?

— Погоди!

Алиса пошла в комнату и, к удивлению Ильмара, вернулась с мандолиной.

Заведующий гракской школой Вилцынь, большой любитель музыки, создал у себя в школе мандолинный оркестр. Каждого, кто обладал маломальским слухом и кому достаток родителей позволял приобрести этот дешевый музыкальный инструмент, он привлекал в оркестр. Начиная с третьего класса, там играл и Ильмар, ставший впоследствии одним из солистов. Кончив гракскую школу, Ильмар лишь изредка брал в руки свою обшарпанную «поварешку».

— Что ты хочешь делать?

— Научи меня одной песне!

— Сыграть тебе?

— Да.

— А ты запомнишь?

— Попробую.

— Какую песню?

— «Сулико».

Ильмар сел на скамейку под сиреневым кустом, быстро сыграл песенку и отдал инструмент Алисе.

— Положи палец на вторую струну, на пятый лад!

— Какой палец?

— Третий. Нажми, нажми! Посильней! Веди полегче! По восьмушке не ударяй.

Алиса не знала, что такое восьмушка, Ильмар объяснил.

Она волновалась, не запоминала, что ей показывал и говорил Ильмар.

— Погоди, сынок. Я так быстро не могу.

Наконец она принесла бумагу, карандаш и цифрами отметила струны и лады.

— Спасибо, сын. Теперь у меня пойдет.

Ильмар уехал купаться, а Алиса ушла с мандолиной за огород и уселась на краю канавы. Отсюда ее никто не мог услышать. В канаве копошились куры, они не убежали от Алисы, остались там же. Крупная рябая курица, косясь на хозяйку, долго вертела шеей, не понимая, что она делает. Убедившись, что от игры зерна не появится, она потопала прочь, управляться с делами поважней.

Постепенно Алисины пальцы наловчились, простая мелодия зазвучала внятно.

Она играла!

— Добрый день!

Алиса вздрогнула и оглянулась. За спиной стояла Паулина, держа в руке корзину, завязанную платком.

— Что же вы? Агитировать поедете?

Несмотря на долголетнее знакомство, они так же, как Эрнестина и барышня Швалковская, уважительно говорили друг другу «вы». Никто из соседок не помнил ни Алисиных именин, ни ее дней рождения, а Паулина всякий раз непременно приносила цветок или маленький подарок. Алиса отвечала тем же, однако их все же разделяла какая-то граница, которую они не могли переступить. Была ли причиной этому шумливость и мужские повадки Паулины, или Алису сдерживало еще что-то — этого она не знала. Просто не могла быть с Паулиной откровенной до конца. И все же та была и оставалась ее ближайшей приятельницей.

Застигнутая за необычным занятием, Алиса сильно смутилась.

— У меня пока не очень получается.

— Мастером не рождаются.

— Да старовата я, чтоб учиться.

— Главное, чтобы сердце было молодым, тогда ничего. Угадайте, что у меня в корзине!

Алиса опасалась, что соседка притащила кролика. Петерис не любил, когда занимаются всякой дребеденью. Паулина развязала на корзине платок и извлекла черного котенка. Он тоненько запищал.

— Котенок!

— Ой, как он плачет! По мамочке тоскует.

— Попадет на хорошие хлеба, быстро утешится.

В «Викснах» жил большой пестрый кот, правда, довольно ленивый, но год-другой он мог еще послужить. Петерис не позволял держать больше одной кошки, и Алиса подумала, что теперь пестрого осенью надо будет топить. И придется это делать именно ей, ведь Петерис с «таким дерьмом» возиться не станет.

— Надо ли?

— Не нравится?

— Хорош, правда, но…

Паулина прижала котенка к щеке, затем подала Алисе.

— Берите-берите!

Паулина уселась рядом и стала выкладывать волостные новости. И только через некоторое время, словно между прочим, обмолвилась:

— Мой работник уходит.

— Куда?

— На конный пункт, директором.

О Паулине и Симсоне люди уже давно чесали языками, но о действительных отношениях со своим работником приятельница Алисе никогда не говорила.

— Останетесь в «Озолкалнах» одна?

— Чем же одной-то плохо? Одна голова, одна беда.

Паулина и не выглядела озабоченной или опечаленной, в ней скорее чувствовалась тайная радость и гордость. Алисе это было непонятно.

— Да…

— И вы тоже считаете, что работник этот мне был нужен скорее для ночной работы, чем для дневной?

— Я, право…

— А если и так, то кому какое дело?

— Милая Паулина, я в самом деле никогда этого не думала.

— Позвольте не поверить в вашу наивность. Только вот что я вам скажу: вас тоже в покое не оставили. Женя с молочного завода говорит, что она у вас кого-то отбила — и вы вот уже много лет коситесь на нее из ревности.

— Да сказки это!

— На чужой роток не накинешь платок. А что плохого в том, что нам с вами этих ухажеров пришивают? Они оба теперь в волости важными людьми заделались. Стыдиться нечего.

Паулина еще минутку посидела, затем встала, собираясь уходить.

— Черная кошка — признак хозяйкиной мудрости и доброй славы.