Осоковая низина

Петерис тоже, с тех пор как в «Викснах» поселилась теща, стал нетерпимее и чаще сердился. Однажды, придя на кухню обедать, он не снял обляпанные грязью сапоги — хотел поскорее поесть и вернуться в поле, где оставил у плуга лошадей с навешенными торбами овса. Дни поздней осени коротки, и надо поторапливаться, чтобы еще до снега поспеть вспахать. Не успела Алиса позвать, как он явился. Эрнестина не поставила еще на стол тарелки.

— Что же, обеда еще нет?

— Уже готов, надо только на стол подать.

— Сколько же можно ждать?

— Пока барин грязные сапоги снимет, — спокойно ответила Эрнестина.

Петерис не привык, чтобы с ним так разговаривали.

— Я не к баронше пришел, чтоб мне сапоги снимать, — усмехнулся зять и густо покраснел.

Эрнестина промолчала. Поджав губы и не глядя на Петериса, поставила на стол тарелки.

— Почему ты такой сердитый? — спросила Алиса, входя на кухню.

— А ты чего? — чуть не закричал Петерис.

— Стряслось что-нибудь?

— Есть у меня время возиться тут с вами!

Когда Петерис, уходя, хлопнул дверью, Эрнестина сказала:

— Командир нашелся!

— Ему торопиться надо.

— Что ты все за него заступаешься!

— Кому же еще за него заступаться?

— Орет на тебя, как на собаку… Не будь ты тряпкой, и он другой был бы.

— Меня такой послушной воспитали.

— Брось ты это наконец!

Моя посуду, Эрнестина опять начала:

— Если бы не эти времена, сейчас же ушла бы отсюда. Ни минуты не осталась бы!

Вечером, когда Петерис ввел лошадей в хлев, Алиса подошла к нему и тихо сказала:

— Ты, пожалуйста, повежливее с мамой!

— Опять ты тут!

— И не ходи в грязных сапогах в комнату!

— Знаешь, что я тебе…

Петерис зажал в руке уздечку и стиснул зубы. С минуту он смотрел так на Алису, затем повернулся и кинулся вон из хлева.

Алиса долго стояла, прислонясь к Гитиному стойлу и не чувствуя, как жеребенок жует ее жакет, затем глубоко вздохнула и поднялась на сеновал за соломой, чтобы накидать коровам.

Прошло несколько дней, и Эрнестина с Петерисом опять стали спокойно обмениваться теми немногими словами, что необходимы людям, живущим под одной крышей. Алисе эта осень казалась бесконечно долгой. Короткие дни бежали быстро, оставляя кучу недоделанной работы, а недели, несмотря на это, все же тянулись медленно, и от субботы до субботы, когда должен был приехать Ильмар, казалось, проходил целый месяц.

Ильмар учился в средней школе и в городе снимал у какой-то тетушки угол. Когда он летом заявил, что сельское хозяйство изучать не хочет, что оно его не интересует, Петерис, коротко взглянув на сына, отвернулся, махнул рукой и сказал:

— Чего там! Коли не хочет…

С неделю он с Ильмаром почти не разговаривал, затем смирился, ибо постройку клети все равно пришлось отложить — кто знает, будут или не будут эти колхозы, уж лучше подождать. Не изменись времена, тогда другое дело. Ильмар остался бы еще год дома — в сельскохозяйственную школу таких молоденьких не берут. Без помощника тут не управиться: надо валить в лесу деревья, возить к пилораме, пилить доски, доставлять на хутор гравий, рыть котлован под фундамент и прочее. Тогда о средней школе и речи не могло бы быть. Но теперь, когда учение бесплатное, пускай учится, коли охота. Все равно летом на хуторе работать будет и сам себе на хлеб зарабатывать.

По субботам Алиса уже с полудня с нетерпением ждала появления сына из города — нет-нет да и глянет на дорогу. Завидев велосипедиста, забудет обо всем на свете, но, убедившись, что это не Ильмар, всякий раз испытывает разочарование.

Но вот и он! Без пальто, в одной школьной куртке! И много ли тепла от тонкого свитерка, надетого под нее. Еще хорошо, что Ильмар в перчатках. Хоть Алисе и нравится синяя бархатная шапочка с золоченой окантовкой, но для ноября она все же слишком легка и тонка.

Сегодня не успел еще Ильмар слезть с велосипеда, как Алиса кинулась к нему:

— Сынок!

Хоть их и разделяла велосипедная рама, мать обняла сына.

И тут произошло такое, чего она никак не ожидала. Ильмар отстранился и, насупившись, отвернулся.

— Что с тобой стряслось, сын? Беда какая-нибудь?

— Какая еще беда? Просто не нравится мне, что ты так…

Алиса ухватилась за руль велосипеда и недоверчиво уставилась на Ильмара.

Она еще не поняла, что ее сын уже не ребенок.

Этой осенью Петерис обставил всех соседей: обмолотил больше кого-либо, если, конечно, не считать Брувериса, которому принадлежит земля двух хозяйств. Но большее удовлетворение и тайную радость Петерису доставил скудный обмолот в «Апситес». Арендатор Дрониса в этом году намолотил на тридцать мешков — на четвертую часть — меньше, чем в свое время намолачивал Петерис! Виноват был и Дронис, не позволявший теперь обрабатывать сад. И все-таки! За счет сада меньше могло быть мешков на десять, но не на целых тридцать.