Осоковая низина

Вдруг она услышала, как подкатила подвода. В коровник вошли Бирута и Гриезе, который обычно подвозил корм. Хоть Гриезе и был намного старше Бируты и каждый из них имел в «Упитес» свою квартирку, корову и свой приусадебный участок, все знали, что они живут как муж и жена. Ливия было уже хотела выйти навстречу, но их поведение показалось подозрительным. Бирута держала в руке ведро, а Гриезе под мышкой — мешки. Сегодня привезли жмыхи и ссыпали неподалеку от дверей. Бирута и Гриезе подошли к куче и враз обвели коровник вороватым взглядом. Однако в углу, где стояла Ливия, было темновато, и девушка успела спрятаться за корову. Ей было слышно, как они сгребают жмыхи и сыплют в мешок, Чуть поколебавшись, Ливия набралась храбрости и подошла к обоим.

— Что вы тут делаете?

Застигнутые врасплох, они растерялись.

— Это воровство.

Первой опомнилась Бирута. Прищурясь, взглянула на Ливию и сказала:

— Нечего обвинять, если ничего не знаешь. Зоотехник велел.

— Увезти из коровника корм?

— Да.

— Куда?

— На Петушиную ферму. Сюда дали чересчур много, а туда — чересчур мало, — поддержал Бируту Гриезе.

— Вранье это.

— Докажите!

— И докажу.

— Кто вам поверит? Свидетели у вас есть?

— Поверят честному слову комсомолки.

Бирута швырнула ведро и крикнула Гриезе:

— Поехали! Раз за воров принимают, так нечего нам тут делать!

— Да ты греби! Очень надо каждую финтифлюшку слушать.

На другой день, когда приехала зоотехник, бледная, немного рыхлая женщина, уже успевшая пожаловаться новой доярке на свои болезни, пьяницу мужа и сварливых соседей, Ливия спросила:

— Вы вчера велели Гриезе везти жмыхи на Петушиную ферму?

Зоотехник замялась.

— Знаете… Да. Напутала в расчетах. Только не надо об этом председателю говорить. Вы с ним ведь близко знакомы и…

После этого вчерашнее происшествие показалось Ливии еще более подозрительным, и, как только выдалось свободное время, она пошла в контору и рассказала про все Риекстыню, которому доверяла.

— Ладно, разберемся, в чем там дело.

Когда зоотехник снова появилась на ферме, она отозвала Ливию в сторону и приглушенным, страдальческим голосом начала:

— Ведь я вас просила не говорить председателю! Что же получилось? Теперь и из меня воровку сделали. Они же не для меня везти хотели. Для себя, как всегда. Думаете, я не знаю этого? Третьего дня они попросили спасти их, ну, и я… Поймите же меня! Они все равно воровать будут. Разве я или кто-нибудь другой может все время стоять над ними? И председателю ничего не добиться. А если хотите знать, так они в самом деле отвезли эти три мешка на Петушиную ферму и даже о свидетелях позаботились. Очень вас прошу: о том, что говорю вам, никому ни слова, а этих людей лучше не трогайте, обходите издалека! Вы их еще не знаете.

Зоотехник расплакалась. Ливии сделалось неловко.

На следующей неделе Ливию срочно вызвали в контору. В комнате председателя сидел Донат и какой-то молодой человек со светлым, невыразительным лицом, но с очень прямым, неподвижным взглядом.

Донат велел Ливии сесть, сказал, что в связи с жалобой прибыл товарищ из района, и дал прочитать слегка мятое письмо. Почерк был корявый, но разборчивый.