Я был готов представить, что это Катя звонит мне. Я был готов к вызову приятелей по группе. Даже к вызову моей покинутой подружки Юты я был готов. Но к тому, что на экране появится мой старый знакомый контролер – офицер юстиции, я не был готов совершенно.
– Здравствуйте, Кох. – обратился тот ко мне. Я только кивнул и прочистил пересохшее на мгновение горло. Офицер вежливо поинтересовался, как мои успехи и, получив ответ, что у меня все нормально попросил меня подъехать или подойти в их отделение.
– А зачем если не секрет? – спросил я. – Ведь с меня сняли уже даже упоминание о судимости.
– А это по другому делу. – спокойно пояснил мне Офицер и немного понаблюдав за моим замешательством паническим успокоил: – Это по поводу того, кто вас скинул с крыши. Он задержан и нам бы хотелось поговорить с вами на его счет. Ну, выяснить некоторые моменты. Думаю, вам и самому было бы интересно знать, зачем он так поступил?
Я честно признался:
– Нет, не интересно. Я и так знаю.
Покивав, офицер сказал:
– Ну, тем не менее, прошу вас подъехать. Я помню наш разговор с вами, и не стал высылать вам автоматическую повестку. И следователя милиции ведущего это дело отговорил от такого шага.
Я понял, что выбора особо и нет, и спросил, когда именно мне надо подъехать. Зачем-то поглядев на часы, офицер сказал:
– Давайте завтра после вашей учебы. Я, кстати, посмотрел в вашем файле. Вы не плохо учитесь. Я искренне рад за вас. И ничего не бойтесь. Поговорим, ответите на вопросы следователя и сразу поедите домой.
Попрощавшись, я прервал вызов, но до самого вечера мысль о том, что мне, скорее всего, предстоит встретиться с моим прошлым, не давала мне чувствовать себя спокойно. Видя мою нервозность, вместо радости от покупки машины, забеспокоились и родители. Я так и не понял, как мне хватило дурости сказать, что меня вызывают в милицию как свидетеля по давно минувшим делам. Теперь, вместо меня одного, нервничала вся семья. Мама, пока не позвонила своим знакомым в юстиции, даже присесть не могла. А когда выяснила через них, что дело идет о довольно давнем покушении на меня, так вообще за сердце схватилась. Отец ее успокаивал и говорил, что я же не при чем и что я просто приду дам показания и вернусь. Но мама не переставала причитать:
– Если кто-то задался целью его убить, то надо обезопасить мальчика как можно лучше.
Я вставил свои пять копеек:
– Мама, успокойся. Я на машине теперь. В любой момент спутник контролирует мое передвижение. Ключ контроля я уже отцу отдал. Он всегда тебе скажет, где я и что со мной. В машине я или нет.
В общем, нервов потратили лишних, ни на что, называется.
После занятий успев скромно покрасоваться перед приятелями со своего первого курса автомобилем, я отбыл в отделение милиции и был встречен с даже, наверное, неприличным радушием следователем и офицером юстиции, контролирующего, как выяснилось еще и работу следственного отдела.
В кабинете я долго и нудно отвечал на вопросы следователя и пил купленный в коридоре чай. Пока шел мой опрос, несколько раз заглядывал контролер и, перечитывая заполненные на экране показания, только молчаливо кивал.
Когда опрос окончился я поднялся в кабинет контролера из юстиции и там сидел с ним, словно со старым знакомым болтал о задержанном:
– Понимаешь. – сказал мне офицер давно перейдя со мной на ты. – Ну, есть же старая поговорка, что здесь рассказывают все… Он не верил. Он только вчера заговорил. Неделю терпел низкие частоты в одиночной. Я бы свихнулся уже. Да и ты бы не стал так долго терпеть. Он сломался, когда ему пару раз не принесли еду. Заголосил, чтобы о нем вспомнили. А о нем никто и не забывал. Сразу выключили звук и он от неожиданности свалился в обморок. А когда пришел в себя, то на вопрос "продолжим молчать?" сознался во всем.
Я молча слушал его и тихо дивился таким откровениям о пытках низкочастотным звуком, от которых говорят люди с ума сходят. Я даже не стал интересоваться, а законно ли это. Ведь такие вещи даже в теории не доказать. Это же не побои. Это не пытка током, которая отображается на энцефалограмме. Пытку низкочастотником не доказать. Но ведь именно офицеры юстиции, размещенные в отделениях милиции, должны были контролировать содержание задержанных и несли за них персональную ответственность. Я только криво лыбился от плоских шуточек офицера и продолжал недоумевать, а зачем они тут вообще нужны. Занимались бы своими местами лишения свободы.
– … подробненько так все рассказал. – продолжил офицер. – Словно на исповеди. Я конечно не ценитель церковных обрядов и не знаток процедур, но думаю, что он был со следователем честнее, чем с любым бы священником будь он верующим. Только с тобой он все отрицает. Говорит что все это ошибка и ничего вразумительного от него мы пока не услышали.
Я послушно улыбнулся и спросил у офицера:
– И что с ним теперь будет?
Тот задумался, отпивая кофе из пластикового стакана. Он слишком медленно пил кофе, словно тянул паузу, собираясь с мыслями. Выкинув уже опустевший пластиковый стаканчик, он сказал: