Оспинки на память

– Ленуха! (меня зовут Лена, но мама и бабушки называют меня «Ленухой», «Алёшей», «Лёшей», и мне это нравится), тут за утиль дают вазы! Побежали, надо собрать ненужное барахло, пока всё не разобрали.

Мама бежит быстро, а я ещё быстрей, до колик в боку.

В утиль полетели едва ношенные вещи, их набрался целый чемодан. Мы с трудом дотащили его. Гигантская очередь, в основном из офицерских жён, интересующихся модной керамикой, шумела и нервничала. Когда подошла очередь, приёмщица деловито взвесила наш утиль, причём вместе с чемоданом, и сообщила маме, что за 8 кг она может взять две вазочки из второго ряда. Мама со счастливой улыбкой подошла к выставленным стильным вещицам. Во втором ряду стояли микроскопические вазочки, не выше 5 см. В маминых глазах читалась обида и разочарование, а мне стало жалко чемодан. Мама выбрала две вазочки: полосатую и чёрную.

– Сейчас в моде минимализм, – сказала мама, придя домой, и гордо поставила вазочки на маленькую настенную полочку.

Чёрная вазочка давно разбилась или затерялась во времени, а полосатая до сих пор стоит у меня в гостиной, и каждый раз, протирая её, я вспоминаю мамин «минимализм».

Моя красивая мама

Палдиски, 1965

Моя мама очень красивая, миниатюрная, гибкая. Мама может сесть на шпагат. Улыбка как у актрисы, ровные белые зубы, зеленоватые глаза и тёмные брови вразлёт. Мама хорошо и модно одевается, часто благодаря бабе Нэле, которая прекрасно шьёт. У мамы почти нет украшений, с тех пор как я потеряла её серёжки, колечко и колье. Я просто сложила всё в кошелёк и пошла во двор похвастаться. А потом положила их на скамеечку и забыла забрать. Мама меня почти не ругала, но мне самой было их очень жалко. Правда, папа недавно купил маме колечко в Таллине. Серебряное с александритом. Я могу часами носить его из гостиной в ванную и смотреть, как камень меняет цвет: у окна он голубой, а при электрическом освещении – розовый.

Ещё у мамы есть туфли на каблуках, которые я тоже постоянно примеряю. Они мне почти впору, ведь у неё совсем маленький размер ноги.

Недавно мама купила очень дорогие ботинки. Это даже не ботинки, а такие закрытые туфли на шпильке. Серая змеиная кожа, сбоку молния и большая обтянутая пуговица, каблук высоченный – десять сантиметров. И стоят они 60 рублей!

– Английская обувь всегда дорогая! – заявила мама, как будто всегда носила только такую. Действительно, эти ботиночки стоили того.

Маме хочется покрасоваться в обновке.

– Кимка, пошли в кино. Нет? Ну почему? Пойдём!

Я бы пошла с мамой, но на вечерний сеанс меня не пустят. А папа почему-то не хочет. Мама долго уговаривает, но он так и не соглашается. Мама быстро собралась, надела английскую красотищу и побежала в кино одна.

На улице темно, мокрый снег и гололёд – ноябрь. Через полчаса мама вернулась. Заплаканная, с ободранными коленками и порванными чулками.

– Кто-то протянул проволоку над тротуаром. Я торопилась, не заметила.

Мне очень, очень жалко маму.

– Мамочка, хорошо всё-таки, что каблуки не сломались. Английская обувь такая крепкая!

Новый год

Ленинград, 1966

Встречать Новый год мы всегда приезжаем в Ленинград. Отмечаем всей семьёй с бабушками, друзьями, иногда и с соседями. У меня есть ленинградская подруга Мила, она внучка соседки бабушки Розы – Полины Фёдоровны и дочка маминой подруги – Лиды. Мы с Милой устраиваем концерт на праздник: читаем стихи, поём или разыгрываем сценки. Мила не очень красивая, у неё косоглазие, она носит очки. Но зато она учится играть на скрипке и старше меня на полтора года. Мила очень любит справедливость, то есть чтобы всё было поровну. Сколько раз я выступлю, столько же и она. У нас с ней и книжки одинаковые, и игрушки. Когда бабушка Нэла мне сшила очень красивое голубое платье с юбкой в складку и пояском, Мила захотела такое же. И бабушка ей его сшила, только розовое. Мы частенько ссоримся, но всегда миримся и скучаем друг без друга. Зимой мы с Милой до темноты катаемся с горки, которая установлена в сквере на площади Революции. Мы хохочем и бегаем как сумасшедшие. У Милы выступают белые пятна на щеках, и мне приходится растирать их снегом. С неохотой плетёмся домой и расходимся по квартирам.

Ужасно хочется спать. Уже засыпая, слышу бабушкин голос:

– Вот когда Стэлка родит летом…

«Как родит?.. У меня будет сестричка или брат?»

– Ленка, а ты знаешь, что у вас будет второй ребёнок? – заявляет мне Мила.

– Откуда ты знаешь?

– Слышала разговор наших мам. Так что уже всё внимание будет к маленькому. Вряд ли тебя будут любить как прежде.

Я растеряна: «Неужели Милка права?»

«Фараон»

Палдиски, 1966