Остаюсь с тобой. Лайза

Лайза оборвала его, тронув за локоть. Я решил воспользоваться паузой и прямо сейчас высказать ему всё в глаза. Про ту, которая уже давно стала моей, ещё до того, как я побывал в его спальне. И пусть он думает иначе, но она больше ему не принадлежит! Он может делать всё, что угодно, вышвырнуть меня прямо сейчас с площадки, избить до полусмерти, сделать так, чтобы мне запретили въезд в страну, но он уже ничего не изменит!

И тут я увидел её глаза. Полные страха. Но боялась она не за меня, а… меня. Я прочитал во взгляде — она просила не говорить неосторожных слов. Она просила меня молчать. Я больше не слышал пыхтения Дугласа, не видел его расширившихся зрачков в серой окантовке. И я больше не хотел открывать ему правду — говорить было не о чем. Я оглох от собственных непроизнесённых фраз и отвёл глаза, заливаясь скорбью.

Дуглас шумно вздохнул, отчего рубашка на его груди чуть не треснула.

— Учти, — он снова сделал движение сомкнутой челюстью, — весь ущерб, причинённый сотрудником, в нашей компании возмещается за его счёт. Подсчитай, сколько будет удержано из твоей зарплаты и подумай, стоило ли оно того.

— Дуглас, подожди, — еле слышно вмешалась Лайза. — Ты же знаешь, что краска на фасаде оказалась ненадлежащего качества. После нанесения она стала отшелушиваться, это показал недавний осмотр. Ты получил соответствующий отчёт. Мы уже направили производителю рекламацию.

Я что-то слышал об этом, разговоры велись на объекте не первую неделю, но я не вникал, потому что не участвовал в окрашивании фасада. До вчерашнего вечера…

— Кто-то виноват, кто-то нет? — Дуглас очень жёстко одёрнул жену.

— Не в этом дело. Фасад всё равно придётся перекрашивать. — Лайза бросила на меня беглый взгляд, который перевела на мужа: — За счёт поставщика.

— Получается, он нам помог? Уже начал? — презрительно сострил Дуглас, мотнув головой в мою сторону.

Зубы мои заныли от того, как чересчур крепко я их стиснул. Тупой спазм ударил в голову. Но по-настоящему больно было совсем от другого.

Публичное порицание меня закончилось, и все разошлись. Я тоже пошёл в подсобку. Меня никто не окрикивал, чтобы сделать замечание, не было слышно никаких претензий. Мы шли бок о бок, и я как будто чувствовал поддержку окружающих, словно по-мужски они меня поняли и даже не осуждали. Не думаю, что многие соглашались с правом Дугласа на проявление ярости, уж точно не большинство. И вообще его права, особенно право обладать чем-то или кем-то, были не такими уж безусловными.

В подсобке ребята везде пропускали меня вперёд, не мешали быстрее одеться, специально замедлив свою активность, и я был признателен им за это. Слов благодарности, которая пришла на смену всплескам бунтарства во мне, Андрюхе я не сказал, но был уверен, что он уловил их на расстоянии.

Я зашёл в здание одним из первых, затягивая на ходу лямку комбинезона. За перегородкой, в нише с окном, я услышал глухие голоса, которые по мере моего продвижения становились громче. Один из них был до саднения в груди знакомым. Я замедлил шаг, а перед откосом остановился.

— Что это было, Лайза? Ты защищаешь передо мной подчинённых в их же присутствии? — Дуглас был уже не зол, но явно недоволен.

— Не думала, что ты станешь возлагать на парня материальную ответственность. Тебе не кажется это не совсем справедливым в данной ситуации? — не спускала Лайза.

— Я бы во всём разобрался. Почему ты вообще за него вступилась? Что это за исключительное отношение? — Дуглас понизил голос, но я всё равно расслышал: — Что ты к нему привязалась? Зачем срываешь с объекта?

Дуглас, оказывается, был хорошо осведомлён обо всём, что происходило под его руководством.

— Потому что… — задохнулась Лайза. — Хочешь правду?

— Естественно!

— Я надеюсь, ты не уволишь всех после. — Она помолчала. — Потому что он единственный, кто наравне с руководством переживает за то, каким здесь всё получится. И он единственный, кто во время разговора смотрит мне в глаза, а не… ниже.

Я не видел, какая реакция Дугласа за этим последовала, но голос Лайзы прозвучал отчётливо:

— Успокойся, Дуглас!

Ребята не возвращались, и я оставался на прежнем месте — сейчас было самое неподходящее время, чтобы перестать подслушивать и уйти — правилами приличия можно было пренебречь.

— Мне кажется, пора загрузить тебя кабинетной работой. Тебе нужно реже бывать на стройках, их атмосфера на тебя дурно влияет. — Дуглас разговаривал с Лайзой куда терпимее, но оставался непреклонным.

— Что, становлюсь неуправляемой? — не оставила без внимания его наставления Лайза.

— Дорогая…

— Ты не забыл, что у нас на сегодня по плану ещё два объекта?

— Я ничего не забываю. И о том, что произошло, мы с тобой ещё поговорим.

Почувствовав, что разговор их подошёл к концу, я, еле наступая, удалился к выходу, а оттуда на улицу. Подумать только: Лайза, которая совсем недавно на глазах у совершенно чужих ей людей дрожала от страха перед тем, что я скажу недопустимое, сейчас так рьяно встала на мою защиту перед собственным мужем!