Остались только слезы

— Представь себе, я видела, как ты подготовил свою маленькую мизансцену с газом… Ты еще меня не знаешь, мужичок. Кажется, будто я сплю, а я бодрствую. Кажется, будто я целиком сосредоточена, а я витаю в облаках. Кажется, будто я сержусь, а я едва сдерживаю смех…

Ну, вот она снова начинает свой номер. Смирившись, я уселся в изящное кресло.

— Ты знаешь, я не шевельнулась, Морис? Даже после твоего ухода… У меня хватило мужества принять смерть, которую ты мне дарил. В сущности — прекрасный конец для актрисы. Куда лучше — умереть вот так, от руки молодого любовника, чем подохнуть от какого-нибудь там рака лет через пятнадцать или двадцать!

Столько спеси! Мне даже стало страшно. Как же надо было себя любить, чтобы пожертвовать жизнью ради рекламы!

— Понимаешь, — продолжала она, — я прожила славную жизнь, мне не хватает лишь легендарного конца… Но судьба капризна, мужичок…

Теперь она называла меня «мужичком» нарочно, потому что знала, до какой степени меня это бесит.

— Представь, у тебя отключили газ… В комнату вытек лишь тот, что оставался в трубе. Вот потеха, а?!

Я улыбнулся.

— Да, Люсия, и впрямь. Полагаю, ты поставишь в известность полицию? Это тоже послужит тебе рекламой. Только послушай, для успешного запуска фильма лучше не придумаешь: партнер Люсии Меррер пытается ее убить…

Она нахмурила брови, видимо, на секунду идея показалась ей соблазнительной.

— В самом деле… Только ты ведь наверное будешь отрицать?

— Еще как! Я обзову тебя нимфоманкой, старой сумасбродкой…

Исполненный ярости взгляд Люсии позволил мне ощутить острый вкус риска. Я испытывал нездоровую ярость, колкостями разжигая ее гнев.

— Тогда не будем больше говорить об этом!

— Спасибо. Это еще один подарок, который ты мне преподносишь…

Она вздрогнула.

— Морис! Ты ничего не замечаешь?

— Что именно?

— Сегодня вечером ты обращаешься ко мне на «ты»…

В самом деле. А я и не заметил. Я задумался.

— Это оттого, что сегодня вечером я тебя презираю, Люсия… У тебя нет своего лица, ты можешь лишь воплотить образ, созданный автором. И все, что в тебе есть — результат ухищрений твоего ремесла. Ты неспособна забыться, побыть настоящей женщиной. Знаешь, ты напоминаешь мне одну из своих афиш. Твоя размалеванная рожа — всего-навсего рисунок. Смывая грим, ты все равно что стираешь себя с бумаги!

Она, жеманясь, допивала маленькими глоточками свой ликер.

Я продолжал говорить:

— Твоя личная жизнь — это отражение твоей жизни на сцене. Решения, которые ты принимаешь, поступки, которые ты совершаешь — производные от сценариев или пьес.

Резким движением Люсия неожиданно швырнула рюмку в старинное венецианское зеркало, стоявшее у нее на туалетном столике.

Я рассмеялся:

— Еще доказательство! Вот ты и в роли русской княжны! Бьешь зеркала!

Она успокоилась и взглянула на меня с грустью. Это затишье сбило меня с толку.

— Ты так ненавидишь меня, Морис?

— Да, Люсия, я тебя ненавижу…

— Почему? Ведь я тебе сделала столько хорошего?

— Слишком много, Люсия. Благодарность имеет свои границы. Когда за них выходят, она превращается в ненависть. Я, словно запеленутая мумия, связан твоими щедротами по рукам и ногам. Я от них задыхаюсь.

— Хочешь, я что-то тебе скажу, мужичок?

— Давай, говори!

— Я люблю тебя! И еще сильней после того, как ты хотел меня убить. Теперь жизнь станет чудесной! Ты всегда будешь рядом со мной, как заряженный револьвер, приставленный к моему виску. Представляешь, сколько в этом сладострастия!

— Ты заблуждаешься, Люсия; с этих пор я слишком презираю тебя, чтобы покушаться на твою жизнь. Для того, чтобы от тебя отделаться, мне достаточно будет уйти… Как только я выйду за дверь, уверен, я сразу же о тебе забуду.

Она стала изо всех сил бить меня по щекам. Удары сыпались градом, пока ее рука не повисла обессиленно вдоль тела. Мне было очень больно, голова болталась из стороны в сторону, глаза наполнились слезами.

— Говорю тебе, ты останешься, Морис! Слышишь? Ты останешься здесь и однажды меня убьешь. Ты слышишь? Решать буду я! И только я, жалкий ты сопляк! И ты будешь спать со мной, когда я того пожелаю!

Пятясь, я добрался до двери. Ярость придала Люсии более человеческий вид. Она была красива!

— Я ухожу, Люсия! Все кончено.

Она кинулась к туалетному столику. В глубине среднего ящичка лежал изящный револьвер с перламутровой рукояткой. Люсия схватилась за него.

— Если ты уйдешь, я способна натворить бед, — прошептала она.

— Ах так?!

— Да. И еще не знаю каких… Ты понимаешь!

Мое лицо после ее пощечин пылало, напоминая факел. Горело все: щеки, нос, уши…

Я взглянул на револьвер. Никелированное дуло блестело при свете лампы. Поистине оружие, достойное Люсии: оружие для сцены! Нет, скорее театральное оружие!

Круглый глаз револьвера вызвал у меня любопытство. Я почувствовал свою уязвимость. Я был всего-навсего большим мальчишкой. Роли мужчин были не для меня… Пока еще. А может, никогда и не будут. Люсия поняла, что я отступаю, раньше, чем понял я сам.

— Так-то оно лучше, Морис, тебе еще не под силу артачиться. Все, что ты можешь в крайнем случае сделать, это меня убить… Помни об этом!

Я попытался хоть как-то спасти свое лицо.