Плевать я хотел на контракт. Что я предпочел бы, так это тотчас же получить монеты. Мов вмешалась и на сей раз.
— Знаете, господин Мованн, если бы вы могли заплатить нам аванс, нас бы это устроило.
— У вас нет денег? — осторожно поинтересовался продюсер.
— Мы не хотим больше ничем быть обязанными моей матери…
— Ах, вот оно что…
Тут, как раз появилась секретарша со сценарием, и Мованн распорядился выдать нам чек на пять тысяч франков в счет будущего контракта.
— Только не надо его кроссировать! — попросила Мов. — У нас нет счета в банке.
Мованн не выдержал, поднялся из-за стола и, обогнув свое телефонное заграждение, встал передо мной.
— Мой дорогой Теллан, вы производите на меня впечатление довольно странной «кинозвезды»! Я не люблю вмешиваться в частную жизнь актеров, которых приглашаю работать, но позвольте мне сказать, что я сожалею о вашей… э-э… ссоре с Люсией Меррер. Именно теперь она была бы вам особенно полезна.
Мы с Мов залились краской. Почувствовав, что он нас обидел, Мованн после паузы сказал как ни в чем не бывало:
— Поскольку мы обо всем договорились, хочу вас предупредить, что съемки начнутся в ближайшее время. Эту роль должен был играть Алекс Дидье, но еще ничего не подписано, так как его фильм Лоран-Дома запаздывает уже на двенадцать дней…
Он положил мне руку на плечо.
— Что касается меня, то я этой задержке рад, ибо вы в тысячу раз больше подходите на эту роль. Кстати, фильм будет ставить Анри-Жорж.
Славное имя, которое он произнес, меня потрясло.
— Анри-Жорж! — пролепетал я.
— Да, именно. Можно сказать, вы родились под счастливой звездой!
Мы с Мов вышли, держась за руки. Она взяла сценарий, я — чек. Очутившись на улице, я поднял голову, почувствовав на себе чей-то настойчивый взгляд.
Я увидел стоящего у окна Мованна. В замешательстве я адресовал ему какой-то неопределенный жест, всю униженность которого осознавал сам и на который он не потрудился ответить.
Глава XVII
До начала съемок Анри-Жорж несколько раз приезжал в Моншов. Это был невысокий, живой, вечно чем-то озабоченный человечек, которому не сиделось на месте. Он в некотором роде «снял с меня мерку». Мы вместе прочли сценарий. Анри-Жорж заставил меня высказаться о моем персонаже, чтобы увидеть, понятен ли он мне, дал дополнительные разъяснения и заверил, что все у меня должно пойти как по маслу.
В течение этих двух недель мы ничего не слышали о Люсии. Я попытался еще раз до нее дозвониться, но впустую, ибо Феликс неукоснительно выполнял волю своей хозяйки и не подзывал ее к телефону. Похоже, она и в самом деле вычеркнула нас из своей жизни. Я надеялся, что это всерьез и время лишь усугубит нашу ссору. Психологически я чувствовал себя как человек, которого шантажируют и поэтому он вздрагивает всякий раз, когда звонят в дверь. Мне кажется, именно страх заставлял меня искать контакта с Люси-ей. Человек, даже слабый, скорее предпочитает идти навстречу опасности, чем слишком долго ее страшиться.
Мы с Мов, по правде говоря, вели довольно странную жизнь.
Будто не состоящая в браке чета. Наша любовь становилась все более духовной и все менее физической. До такой степени, что мы даже больше не целовались. Однако продолжали спать в одной кровати, свернувшись в комочек, тесно прижавшись друг к другу, подобно выбившимся из сил беглецам. Прежде чем начались съемки, мы всего три раза съездили в Париж: чтобы подписать мой контракт, на примерку костюмов и на фотопробы.
Я боялся снова браться за работу. До этих пор все прошло удачно, благодаря Люсии, но теперь я должен был рассчитывать только на себя. Мою душу непрестанно терзали слова Мованна: «Именно теперь ОНА была бы вам особенно полезна!»
Наконец день «Д» наступил. Однажды утром Мов отвезла меня в Булонь. Меня встретили как настоящую знаменитость. Многочисленные посвященные мне хвалебные статьи уже начинали создавать из меня легенду. Такова великая загадка или, вернее, великая магия печатного слова.
В съемочном павильоне было много народу. Помимо технической группы и моих партнеров, здесь присутствовал Мованн, дистрибуторы, газетные хроникеры. Каждый пожимал мне руку, расточая комплименты и высказывая слова ободрения. Но вместо того, чтобы приподнять настроение, все эти добрые слова пугали меня, ибо я боялся, что окажусь их недостойным.
— У меня жуткий мандраж. Еще немного, и я сбегу, — сказал я Мов, когда уже был готов и мы остались одни в моей уборной.
Она легонько ткнула меня кулаком.
— Брось шутить, Морис.
— Господи, да я не шучу! Разве по мне не видно?
Наверное, это было заметно, несмотря на мой грим, но Мов не придавала моему страху значения.
— Ну и что с того? Это естественно. Как только дадут команду «Мотор!», и все пройдет, ты сам прекрасно знаешь!
У меня возникло ужасающее чувство одиночества. Со мной вместе осталась лишь моя тоска, терзающая мне утробу своей когтистой лапой.
В дверь уборной постучал второй ассистент. Я знал этого рыжего близорукого парня в очках. Он участвовал в съемках того фильма, когда я познакомился с Люсией.
— Съемка начинается, мосье Теллан.
— Я иду!