Останкино. Зона проклятых

В зрелые годы он нередко посмеивался, вспоминая занятную историю из своего детства. Теперь, снова будучи шестилетним ребенком, он заново переживал жуткие минуты. Не зная ничего о своей будущей жене и сынишке, которые пропали без вести в московском районе Останкино, мальчик искренне считал этот день самым страшным в своей жизни. Чтобы не думать о предстоящей порке, он старался раствориться в этой тарелке с картошкой, втягивая носом ее яркий аромат. Но страх и одиночество в ожидании бесконечно долгих минут наказания не отпускали его.

А когда первая слезинка сорвалась с его глаза, подсолив картошку, которая не лезла ему в горло, они с братом услышали рокот отцовского мотоцикла. Пронзительный холод обдал Васютина изнутри. Самый жуткий момент его короткой шестилетней жизни настойчиво приближался к нему вместе с шагами родного дядьки. Детская душонка неистово вибрировала, заново, как и тридцать два года назад, не выдерживая масштабов происходящего. Запаха жареной картошки он больше не чувствовал. Когда входная дверь дома отворилась и мальчик услышал дядькин голос, он вдруг закричал. Изо всех сил, пронзительно, страшно, стараясь испугать самый ужасный день в своей жизни.

Услышав свой собственный неистовый крик, маленький Васютин почувствовал, как теряет сознание…

ПОВЕСТВОВАНИЕ СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВОЕ

Завтра таило в себе сюрпризы. И не только для Лукашина.

Он так толком и не насладился долгожданным сном, которого ему не хватало в последние недели. Через три часа после того, как он уснул, мобильник заиграл российский гимн. Простое жужжание телефона можно было бы оставить и без ответа. Но величественные звуки гимна, который принято слушать стоя, настойчиво приказывали немедленно подняться.

Рывком сев на край кровати, Лукашин нервно протер лицо, пытаясь сбросить с себя теплые остатки сна. На дисплее был номер Афанасьева, значит, случилось что-то незапланированное. Цифры 6.42 в верхнем углу экранчика давали ясно понять, что дело серьезное.

— Да что ж там еще стряслось-то, а? — буркнул Вовка, нажимая кнопку приема вызова.

— Ну, привет, боец. Просыпайся давай! Тут с нашим Берроузом весьма странная каша заваривается, — озабоченно сказала трубка голосом Павла Ильича.

— Доброе утро, Пал Ильич. А что именно? — хотел выяснить Лукашин, но Афанасьев нетерпеливо прервал его:

— Что именно? А вот это нам с тобой и предстоит выяснить, Лукашин. Жду у себя в кабинете. И быстрее, Вова, быстрее…

Все это было сказано так жестко и недовольно, что стало очевидно — осложнения в деле канадца были нешуточными.

«Черт побери, да что ж там произошло? — думал Лукашин, наспех умываясь. — Руки на себя наложить он не мог — под охраной. Да и не тот человек этот стрингер, чтобы такое выкинуть. Сердечный приступ? Да нет, чушь… На сердечника он совсем не похож. А вдруг эпилептик? Язык себе в припадке откусил, а мы крайними окажемся. Вот дерьмо». Торопливо натянув вчерашнюю несвежую и чуть мятую одежду, Вовка чмокнул безмятежно спящую жену и выскочил из квартиры.

Зайдя в кабинет к Афанасьеву, он убедился в серьезности ситуации. Шеф был угрюм. Не поднявшись из-за стола, он лишь кивнул Лукашину, молча пожав ему руку. Лукашин уселся рядом на стуле, вопросительно ожидая подробностей.

— Так, Вовка… По факту имеем мы следующую картину. Около часа назад канадский вице-консул Джек Стидженс связался с дежурным в МИДе. Сообщил, что их посольство требует официальных объяснений по поводу оснований для задержания Николая Берроуза.

— Мать их так, — шепотом выдохнул Лукашин. — Консул сказал, откуда информация?

— А как же! От международной правозащитной организации «Свободная пресса». Сталкивался с ними?

— Да, знаю таких, Пал Ильич. Они года три назад запрос посылали. Интересовались условиями аккредитации иностранных журналистов в Чечне. Но в последнее время я о них ничего не слышал.

— Так вот… Берроуз, оказывается, числится у них. И даже ведет там какую-то работу на общественных началах. Ты не в курсе?

Вовка, потупив взгляд, отрицательно мотнул головой.

— Плохо… Очень плохо, товарищ майор. Представитель их отделения в Восточной Европе уже звонил к нам в общественную приемную. Выяснял, как ему попасть на прием к сотруднику ФСБ, ответственному за работу с иностранной прессой.

— Да, утечка… — вяло констатировал Лукашин.

— Да что ты? Правда? — со злобной ехидцей переспросил его Афанасьев. — Крота будут выявлять, но это не наша с тобой работа. Третий отдел с контрразведчиками займется. А нам надо понять причину такой молниеносной реакции на его задержание. И что нам делать, чтобы не случилось дипломатического скандала. Этот Стидженс был очень серьезно настроен. Грозился нотой протеста, если мы информацию по задержанию Берроуза не дадим. А еще он сказал, что посол будет настаивать на неотложной встрече с ответственными сотрудниками МИДа, а то и с самим министром.

— Министр-то в курсе уже?

— Да. И требует всю информацию по задержанию твоего канадца. Требует допустить к нему адвоката из их богадельни.

— Так я и знал! Надо было этого Берроуза сразу в оборот брать, я же говорил…