Останкинские истории

Прибрел на Звездный бульвар. Пузырь, похоже, сегодня почивал, лежал бездушно, был заперт и зашнурован, никого в себя не впускал, ни с кем не общался, движения или хотя бы вздрагивания в нем не происходили.

И вокруг Пузыря было тихо. Дневные городские звуки, естественно, не исчерпались и не утихомирились. Но Пузыря они не раздражали. А вот звуки скандальные и общественно-народного наполнения, видимо, из уважения к Пузырю, к праву его на отдых со сновидениями, а может быть, из-за смиренно-корыстных опасений немилостей Пузыря отодвинулись на Поле Дураков и к парадному, со снопами изобилий, входу на Выставку Достижений. Скандалили громче других желающие пробиться в Лигу Облапошенных, а стало быть, и в соискатели грядущих компенсаций. Эти желающие прибывали в Останкино из самых разных обездоленных земель, даже и от диких кочевых народов, о чем свидетельствовали бытовавшие теперь на Поле Дураков верблюды, бактрианы и дромадеры, страусы-скороходы, ездовые кенгуры и собачьи упряжки. Корабли пустыни удивляли гостеприимных и жалостливых останкинцев гордыми натурами, хлеб, мясо и рыбу не кушали, а принимали из рук лишь сушеную каракумскую колючку.

Скандалисты Шеврикуку не волновали. Они были до того бестолковы и себялюбиво-наглы, что не могли даже добиться статуса облапошенных. Впрочем, и они не пропадут, полагал Шеврикука, а кого-нибудь и сами обдурят. Правда, без пользы для себя.

Собеседователи же общественно-народного наполнения сбивались в говорильни, но сейчас как будто бы напряжения в них не было, не колотили дамы галошами по стиральным доскам, не лезли на кафедры или кузовы автомобилей истину чующие, не призывали штурмовать водопровод — беседы всюду проходили степенно-благоразумные, в них растекались надежды и не слышалось озверения.

Слова о Пузыре до Шеврикуки не донеслись.

В одной из говорилен Шеврикука углядел распаренного поворотами и полезностями дискуссии Радлугина, но подойти к нему не пожелал. Тем более что к месту пребывания Шеврикуки на асфальте подкатил «мерседес» и вблизи Шеврикуки замер. Отворилась дверь иномарки, и в собеседники Шеврикуки шагнул известный уже в Москве предприниматель Олег Сергеевич Дударев, один из столпов известного уже в деловых кругах Тайбэя (Тайвань), Хоннара (Соломоновы острова), Анкориджа (штат Аляска) и пр. концерна «Анаконда». Днями раньше Дударев приплыл к Землескребу в темно-сером «мерседесе», видно, что поношенном, и сам управлял средством передвижения. Теперь его «мерседес» имел цвет вишневый, и было ясно, что лимузин предпринимателя — новорожденный и только что растаможенный. У руля же сидел крепыш Дубовое Полено в наводящих трепет зловеще-тонированных очках, под малиновым пиджаком, предположил Шеврикука, у него наверняка оттопыривался табельный предмет.

— Игорь Константинович! Дорогой вы наш! — шумно приветствовал Шеврикуку Дударев. — Рад видеть вас! Несказанно рад!

— И я рад, — чуть наклонил голову Шеврикука.

— Наблюдаете?

— Наблюдаю, — сказал Шеврикука. — Как и договорились.

— Как и договорились! Как и договорились! Вот и славно! — возрадовался Дударев, будто на плечо ему уселась птица лирохвост, а в клюве принесла кредитную карточку. И перешел на шепот: — На днях!.. На днях с Пузырем все начнется! Случится нечто грандиозное, но и… И заварушки всякие возможны, и катавасии, нас ведь хлебом не корми… Тут ко всему придется быть готовым…

— Я догадываюсь, — сказал Шеврикука. — Я внимательный…

— И хорошо! И хорошо! — одобрил Дударев. — Ба! Да я совсем забыл поздравить вас!

— С чем это?

— С премией.

— С какой премией? — удивился Шеврикука.

— Ну как же! С премией! Или чем там вас наградили? Все говорят. А молва знает о том, о чем и газеты не напечатают.

— Не получал я никаких премий, — хмуро выговорил Шеврикука.

— Ну не получали! Не получали! — принялся его успокаивать Дударев. — Скромничайте, коли не желаете говорить о премии, тем более если она с печатями на лбу. Только все знают… Молва, она, сами понимаете…

Шеврикука был готов всерьез убеждать Дударева в том, что никто не производил его в лауреаты, а молва — дура и нет ничего глупее ее превратных суждений, но понял, что возражения лишь возрадуют Дударева и укрепят его мнение: была премия, была. И вдруг до Шеврикуки дошло, откуда и из-за чего мог возникнуть возвышающий его слух. Он растерялся.

— В премии главное-то не бумажка из кассы, — просветил его Дударев, — а диплом и звание. Новая степень уважения… Кстати, зарплату вашу мы опять индексировали. И крепко. А получать ее вы будете теперь в долларовом эквиваленте. Да! Мы на это уже способны.

— А… — Вопрос некий собрался задать Шеврикука. Но замолчал.

— Я вас понял! Понял! — заторопился Дударев. — Да, задержки. Да, неплатежи. Но получите, получите! И паркетные работы скоро начнутся. Паспорт, я надеюсь, у вас есть?

— То есть… — смутился Шеврикука. — При чем мой паспорт?

— Я имею в виду заграничный, — сказал Дударев. — Заграничный паспорт.

— Нет у меня заграничного паспорта! — решительно заявил Шеврикука.