Когда 8 июля 2079‑го китайская армия вторглась в Кашмир для «стабилизации обстановки в регионе», сиречь затем, чтобы отсечь тибетских сепаратистов от линий снабжения оружием и провизией, я не уделил этому происшествию особого внимания. Я знал, что ООН с завидной прямотой урегулирует конфликт. Историки уже десятилетия подряд воспевали дипломатическое мастерство генерального секретаря в разрешении кризиса; ей даже выдали Нобелевскую премию мира за три года до этого события, так сказать, авансом. Редкий жест для консервативной Королевской академии.
Но Приа ковырялся в подпольных сетях для хакеров и фриков; от него‑то я и получил первую информацию. Особого вреда эти сети, разумеется, ни для кого не представляли – так, сплетни и злословия. Меня удивляло, что участники сообществ там находят. Иллюзию подключения ко всемирной деревне, пульсометру планеты? Кому нужно привязываться к настоящему моменту, если прошлое и будущее равнодоступны по любому запросу? Кому нужны малозначимые повседневные новости, если взвешенная, проверенная временем версия событий доступна так же оперативно или даже быстрее?
Когда Приа уныло сообщил мне, что в Кашмире развязана полномасштабная война, а счет жертв пошел уже на тысячи, я ограничился ехидным замечанием:
– Ну да, и Мауре выдали Нобелевку за геноцид.
Приа пожал плечами.
– Ты вообще слышал о человеке по имени Генри Киссинджер?
Я признался, что нет.
* * *
Я упомянул этот разговор при встрече с Лизой, полушутя, надеясь, что и она посмеется вместе со мной.
Она извернулась в постели и сказала, глядя мне в лицо:
– Ну да, он прав.
Я не принял этой реплики всерьез. Лиза отличалась специфическим чувством юмора, она вполне могла и поддразнивать меня.
– Не может такого быть, – сказал я наконец. – Я проверял. Все историки сходятся в том, что…
Лиза уставилась на меня с искренним удивлением, быстро сменившимся жалостью. Я знал, что она невысокого мнения о моем интеллекте, но не подозревал, что она меня за такого ребенка держит.
– Джеймс, историю всегда писали победители. Почему в будущем это правило должно нарушиться? Поверь мне, так все и происходит в действительности.
– Откуда ты знаешь?
Идиотский вопрос, конечно. Ее начальник работал в МИДе и должен был занять министерское кресло, как только партия в очередной раз придет к власти. Если у него и нет еще доступа к разведданным, то вскоре появится.
– Ну, мы помогали эту войну финансировать, – сказала Лиза, – вместе с Европой, Японией и Штатами. Спасибо эмбарго, после Гонконгского восстания Китай не мог закупать военные беспилотники. Они выставили людей в устаревшей броне против лучших вьетнамских роботов. Четыреста тысяч солдат и сто тысяч гражданских погибнут, пока участники коалиции сидят в Берлине и режутся в солипсистские видеоигры.
Я глядел мимо нее во тьму, не в силах вымолвить хоть слово.
– Почему? – спросил я наконец, недоверчиво. – Разве нельзя было все уладить заранее?
Она сердито посмотрела на меня.
– Как?
– Нет, но… если бы все знали правду, если бы это не утаивали…
– И что с того? Если бы люди знали, что война разразится,
Я вылез из постели и стал одеваться, хотя домой спешить смысла не было. Элисон все знает. Вероятно, она с детства знала, что ее муженек окажется подонком.
Это не рок, не судьба, не воля Господня и не Историческая Необходимость, коей мы обречены повиноваться. Это мы сами натворили. Своим враньем и подчинением лжи, которой нас кормят. Полмиллиона человек провалились в междусловные пробелы.
Тут меня вырвало прямо на ковер. Придя в себя, я принес щетку и старательно отчистил его.
Лиза печально созерцала мою возню.
– Ты не вернешься, так ведь?
Я слабо усмехнулся.
– Откуда мне знать?
– Ты не вернешься.
– Я думал, ты не ведешь дневника.
– Не веду.
И я наконец понял,
* * *
Когда я включил компьютер, Элисон проснулась и сонно, беззлобно заметила:
– Некуда спешить, Джеймс. Если ты на сегодняшний вечер дрочил с двенадцати лет, утром ты его наверняка не забудешь.
Я игнорировал ее.
Она вылезла из постели, подошла к столу и заглянула мне через плечо.
– Это правда?
Я кивнул.
– И ты все это время
Я пожал плечами и нажал кнопку проверки. На экране выплыло окошко:
Я долго сидел, глядя на этот вердикт. О чем я думал? Надеялся перевернуть историю? Надеялся, что мой выплеск ярости переведет войну на другую колею, и реальность растворится вокруг меня, сменившись иным, новым, лучшим миром?