— Владик, посторонись, — задорно прощебетала Лизка, отодвигая брата, чтобы попасть на кухню с оставшимися тарелками. Она поставила их на стол, развернулась и ушла. Вот за что люблю свою сестричку, так это за её полное восприятие меня как дееспособного человека, хотя иногда её помощь была бы очень кстати, но так уж повелось в моей семье: меня или бесконечно жалеют или, как в случае с Лизкой, проявляют исключительную лояльность к моему физическому здоровью.
— Ты обиделась? — соизволил заговорить мой братец.
— На что?
— Ну, за столом, — начал мямлить он.
— А, ты про то, что не знаешь сколько лет твоей сестре, которую ты ежегодно одаривал конфетами на день рождения, — я смыла руки, стрясла с них капельки воды — дурацкая привычка, не люблю вытирать руки — и повернулась к Владу. — Нет, на это я не обиделась, в конце концов, ты даже ни разу меня не видел до вчерашнего дня. — Такой ответ его успокоил, мускулы на его лице расслабились. — К тому же я тоже не в курсе сколько тебе лет. — Если я и надеялась, что моё признание его опечалит, я ошибалась — он почему-то развеселился.
— Значит, мы квиты. Мне двадцать пять. — И он повторил мой номер за завтраком — ушёл.
Влад выделил себе выходной день — это нетрудно, когда ты сам начальник, — чтобы прокатить нас по городу и ознакомить с его достопримечательностями. Лизка всё так же визжала от радости, родители скромно улыбались и благоговейно взирали на братца, но а я в очередной раз показала себя врединой, отказавшись ехать куда бы то ни было. Конечно, меня поуговаривали немного, но вредность моя проявлялась не потому, что я хотела этих уговоров, просто действительно не хотелось никуда ехать. Не хотелось быть лицемеркой, меня не устраивало общество Влада, и скрывать я это не собиралась, зачем же портить экскурсию своей семье. Мама с папой знают, как сложно меня переубедить, если я что-то уже решила, поэтому они доходчиво обрисовали ситуацию с моим упрямством братику, и он, оставив на меня свой особняк, отправился на прогулку по городу с остальными членами семьи.
***
ВЛАД
Мира отказалась от поездки, ещё раз доказав мне, что она не воспринимает меня как члена своей семьи. Это расстраивало, но пока я не мог с этим ничего сделать, прошло только два дня как они приехали в мой дом. Но я надеялся, что совсем скоро ситуация изменится хоть чуть-чуть в лучшую сторону. Мы объездили все наиболее знаменитые места или, по крайней мере, все, которые я помнил. Меня не переставало удивлять, как радуется новым впечатлениям Лиза и как её поведение немного смущает отца и тётю Нину, и они извиняюще посматривают на меня, я в свою очередь ободряюще улыбаюсь им в ответ и везу их в очередное известное место. Мы пообедали вчетвером в итальянском ресторане, в котором я частенько обедал один, тётя Нина звонила домой, чтобы проверить Миру, и только смотря в её озабоченное лицо, я снова подумал о том, что моя сестра больна. Её раздражение можно было оправдать её состоянием, хотя я не знал, насколько серьёзно её заболевание, а спрашивать об этом отца или тётю Нину было не совсем комфортно. Тем не менее сестра заверила, что у неё всё замечательно и что ей ничуть не скучно потому, что она познакомилась с наиприятнейшей женщиной — с моей домработницей Татьяной Львовной — и помогла ей приготовить ужин.
После обеда мы гуляли по площади, тётя Нина увела дочь подальше от нас с отцом — эта мудрая женщина оставила нас поговорить, я ещё не говорил с отцом с момента их приезда в город.
— Спасибо, сынок, — сказал отец, когда Лиза с матерью достаточно отдалились от нас, чтобы не слышать нашего разговора. Странно, а может, это было нормальным, но мне очень легко было называть его отцом. Я улыбнулся, чтобы ему было легче говорить.
— Всё в порядке, пап, я уже давно хотел, чтобы вы жили со мной.
— Надеюсь, вода скоро спадёт и состояние дома не будет слишком плачевным, — вздохнул он, напомнив мне, что они вовсе не собираются оставаться жить у меня.
— Вы собираетесь уехать, после того как всё наладится? — спросил я то, что больше всего угнетало меня.
— Наверное, — всё же в его голосе звучала неуверенность — это меня обнадёжило, — не хочется стеснять тебя, сынок.
— Пап, ты серьёзно? Ты видел мой дом, скорее, там раздаётся эхо, потому что там нет людей, а ты говоришь какие-то глупости про стеснение. — Мы шли по каменной тропинке, и здесь было действительно тихо — самое место для подобного разговора.
— Всё равно это как-то неудобно, — он замялся, я чувствовал, что он хочет сказать, но я никогда не осуждал его, тем более сейчас.
— Отец, перестань, мы говорили об этом много лет назад, ни к чему возвращаться к тому разговору, если ты хочешь сделать для меня что-то хорошее, пообещай, что хотя бы подумаешь о том, чтобы остаться. Ну, или хотя бы погостите дольше, чем планировали, — согласился я на компромисс. Отец удовлетворенно вздохнул и похлопал меня по спине.
— Не сердись на неё, — вдруг сказал он.
— Я и не сержусь.
— Тем не менее ты понял, кого я имел в виду, — усмехнулся он.
— Понял, — согласился я, тоже улыбаясь.