– Понял, куда я попал, отец? Да, все же считаю, как и ты, наверно, что лучше терпеть дерьмовое отношение от тебя, жить, как последний нищий, играя с куском картона, чем видеть то, что происходило в доме этих уродов. Мне казалось, что я нахожусь в какой-то извращенной греческой легенде. Вот у нас есть бог и богиня, к которым захаживают божки поменьше и брюхтят самку, а та в свою очередь производит на свет новых Целестиалов! А папаша шляется по смертным женщинам, дарует им свое семя, плодя демигодов. А потом…ох, черт, – Зик достал еще одну сигарету и поджег кончик, – тут без затяжки не обойтись, много стресса. Чем у нас славились греки и их мифы? О да, инцестом. Думаю, не стоит говорить, какие вещи я видел по ночам. И знаешь, все бы хорошо. Тир не бил меня, а Амелия даже дарила любовь. Какое дело ребенку, как живут два взрослых лба, не так ли? Но в один хороший день, о, поверь, он действительно был таков, случилось нечто! Я покажу, – Зик дотронулся до своего виска кончиком пальца, а затем прикоснулся к векам Носкара.
Воспоминания собеседника струей просочились в затуманенный разум старика, и он увидел рождественский, семейный ужин.
За столом, до краев заставленном вкусностями, закусками и алкоголем, разлитым в бокалы, сидели три человека. Носкар сразу же узнал слащавую морду Тира, с зализанными, русыми волосами и жидкой, месячной бородкой; Амелия, размалеванная, как деревенская потаскуха: обильно замазанная тональным кремом, с ярким румянцем и вырвиглазными тенями, – так же не осталась незамеченной. Единственный, кто был незнаком «призраку» – ребенок, одетый в черный смокинг. На вид ему было лет пятнадцать, а может и двадцать, – настолько юным, и одновременно взрослым, казался он. Носкар понял, что мальчишка – Зик, но не мог поверить, во что его превратила жизнь у этих отбросов. Круглые щеки, свидетельствовали о том, что «родители» балуют его изысканной едой, добытой за грязные деньги; кожа лица покрыта мелкими прыщиками, явно намекающими на перебор со сладостями; жирные, маслянистые волосы заставили Нсокара ужаснуться тому, что Зик не следил и за гигиеной.
«Разбаловали, юнца, ублюдки!», – думал про себя «призрак», но парня все устраивало. Он спокойно сидел на стуле и потирал свои пухлые пальчики, ощущая вкус жареной курицы с карамельной шкуркой у себя во рту. Носкар думал, что Зик из будущего просто издевается, показывая хорошую жизнь вне родного дома, но старик ошибался. Короткий диалог счастливого семейства, расставил все точки на «i».
– Зик, милый, что-то не так? – спросила Амелия у внезапно погрустневшего сына.
– Нет, – ответил он, но тут же поправил себя, – то есть да! Хотя, не знаю. – Мальчик склонил голову, предвкушение еды уже не радовало его.
– Что случилось? – подал голос, обеспокоенный Тир.
– Мне кажется, что все это не мое.
– В каком смысле?
– Посмотрите на меня, – мальчишка встал из-за стола и расправил руки. – Что это? – он хлопнул себя по щекам и потряс живот руками.
– Это ты, и твое прекрасное тело, – Тир поднял бокал в честь сына, и сделал глоток.
– Так думаешь только ты, пап. Но, естественно ли для меня быть таким?
– Что это значит, милый? – насторожилась Амелия.
– Я вижу повторяющийся сон. Мне казалось, что такое бывает со всеми. Сновидение было обрывистым, коротким, я даже не успевал запомнить, что происходит и почему. Но, чем больше проходило ночей, тем отчетливей и продолжительней он становился. Как в старом фильме, мне показывали фрагменты жизни маленького мальчика. Очень худого, даже тощего! При желании, на ребрах можно было бы сыграть мелодию палочкой ксилофона. У него был отец – злой, вечно недовольный, пьющий, ругающийся. И мать, такой же суповой набор, как и сын.
– Ужасно, просто омерзительно! – возмутился Тир, понимая, о чем на самом деле речь. – В наше время жить в таких условиях просто непозволительно! Где видано, чтобы глава семейства шиковал, пока его домочадцы голодают! Какой мразью надо быть, чтобы преподносить это, как воспитание характера?!
– Откуда ты знаешь? – удивился Зик.
– А?
– Я ничего не говорил про воспитание.
– Ну, кхэм, – Тир посмотрел на Амелию, понимая, что допустил просчет и ждал от нее поддержки.
– Зик, милый, – женушка расстегнула блузку и оголила грудь, – не хочешь ли маминого молочка? Попей, и тебе сразу станет легче.
– Нет, спасибо. Не сегодня.
– Ты отказываешься уже не в первый раз. Может поэтому тебе снятся такие кошмары?
– Вряд ли, мам, – он перевел взгляд на мужчину: – Так откуда, отец?
– Я слышал, что подобные методы называют «воспитанием» в особо бедных городах, где властвует патриархат и капиталистическая система. Богатые измываются над бедными и…
– Понятно. Пожалуй, я пойду к себе, – поникшим тоном сказал Зик, встал со стула и вышел из гостиной.
Родители переглянулись, и Амелия зашипела:
– Придурок! Совсем спятил? А если бы ты проболтался?!
– Да не бойся, все нормально.
– Черт возьми, Тир. Он отказался от молока! – женщина потрясла грудью. – Понимаешь, что это значит?!
– Да, что тебе надо спрятать дойку обратно, – едко ответил муж, и отхлебнул вина из бокала.