Остановка в городе

Иоханнес съел пирожки, выпил кофе и уже решил было встать, как вдруг распахнулась дверь и в кафе ввалилась ватага людей. Они с поразительной быстротой подтащили к их столу остальные столики, составили вместе и уселись по обе стороны длинного стола. «Вот это и есть Карин», — многозначительно сказал мужчина; Иоханнес, который еще не оправился от испуга, взглянул в указанном направлении: на стуле, украшенном бумажными цветами, задумчиво и невозмутимо попыхивая сигаретой, восседала какая-то усохшая женщина с крашеными волосами. Подле нее сидели люди с подобострастными и скучающими лицами и через полуметровые соломинки цедили какую-то жидкость. Воцарилась странная тишина, и слышно было, как вокруг люстры, напоминающей по форме чашу, кружатся бабочки. Пелена сигаретного дыма, подобно тонкой кружевной завесе, гасила скупые солнечные лучи, пробивавшиеся меж окрестных домов к окну. Кто-то уронил стеклянный бокал, но ни один из сидевших этого не услышал. В дверь вошли двое старичков: женщина в зеленом пальто и лысый мужчина, державший в руке рваную авоську. Они с трудом проковыляли к столику, встали по обеим сторонам и, согнувшись над ним, начали покачиваться.

— А теперь споем! — пронзительным голосом неожиданно воскликнула Карин.

— Мы будем петь вместе с вами, — добавила она уже тише и крайне спокойно.

Старичок и старушка, которые покачивались, согнувшись над столом, выпрямились, подобно новобранцам.

«Я веселый пивовар» … — заорали все хором.

Иоханнес почувствовал, как его схватили под руки, все стали раскачиваться из стороны в сторону, взобрались на стулья, затем полезли под стол; зазвенели бокалы, мимо промчалось несколько электричек. Когда Иоханнес наконец вылез из-под стола, внезапно воцарилась тишина: к столу подошла официантка. Но тишина длилась лишь мгновение.

— Что будете заказывать? — спросила официантка.

Снова поднялся невообразимый шум, все повскакивали со своих мест и столпились вокруг официантки. Иоханнес решил воспользоваться случаем и побежал к двери, но кто-то уже тянул его обратно, он с ужасом посмотрел на сидевшего рядом с ним мужчину.

— Куда же вы, мы ведь не закончили нашу увлекательную беседу, — печально сказал тот.

Иоханнес вырвался и побежал.

Ребенок ждал его, хмуро теребя свой обтрепанный рукав. Увидев Иоханнеса, он помахал ему рукой.

— Я наврал тебе, что мы живем на даче у реки, — быстро проговорил ребенок.

— Я это знал, — смущенно пробормотал Иоханнес и взял ребенка за руку.

— Ты видел моих родителей? — спросил ребенок.

Они пошли по широкому шоссе, по обеим сторонам его росли деревья, и на деревьях пели глиняные птицы. Чем дальше они шли, тем все меньше становились дома, под конец это были лишь сколоченные из досок конуры, а вокруг росла капуста.

— Нет, дитя мое, я не видел твоих родителей, — солгал Иоханнес.

Когда они добрались до черты города, ребенок остановился и прижался спиной к межевому столбу.

— Мы с тобой теперь друзья, не так ли, и, если хочешь, я подарю тебе собаку, она некрасивая и к тому же деревянная, — сказал Иоханнес, но мальчик пристально разглядывал серую от пыли траву.

— Завтра утром ты вместе с родителями поедешь в деревню, там мы и встретимся, — сказал Иоханнес.

Мальчик покачал головой.

На следующий день Иоханнес записал в дневнике:

«Это был прекрасный вечер. Золотое солнце садилось за деревья. Глиняные птицы сорвались с кленов и скрылись в лесу, там они обнаружили Карин, она нечаянно заблудилась в свой день рождения и, свернувшись клубком, спала под елью. Я решил еще на месяц остаться у моего друга лесника, может, смогу ему чем-то помочь».

Как убили птицу

Под вечер мы с братом отправились погулять. Мы бродили по улицам и говорили о серьезных вещах. На брате была потертая кожаная куртка, из ее внутреннего кармана выпирал пистолет, и я знал, что в другом кармане у него коробочка, полная поблескивающих медью патронов. Меня уже много дней мучило желание поговорить с ним, — чего пристал, как банный лист, отмахивался брат. Он постоянно был занят и никак не мог выкроить для меня времени. А сегодня он сам подошел ко мне и спросил, не хочу ли я пойти с ним пострелять птиц. С его стороны было довольно подло предлагать такое, но мне очень хотелось поговорить с ним, и я надеялся, что, увлекшись беседой, брат забудет и про пистолет и про птиц. И вот теперь, шагая рядом с ним, я был счастлив, я надеялся, что брат поможет мне найти ответ на многие не дававшие мне покоя вопросы. Так мы бродили по улицам, изредка останавливаясь, чтобы в пылу спора прийти к какой-то истине, а иногда и для того, чтобы полюбоваться стебельком, пробившимся сквозь асфальт, или поглядеть на свернувшиеся в трубочку листья деревьев, где странные насекомые соткали себе домики из шелковых нитей.