Остановка в пустыне

— Ерунда, мой дорогой друг. У меня абсолютно эгоистические мотивы. В этих местах не так легко встретить человека из цивилизованного общества. Я счастлив, что могу пригласить гостя к обеду. Разрешите представиться Абдул Азиз. — Он слегка поклонился.

— Освальд Корнелиус, — сказал я. — Очень приятно.

Мы пожали друг другу руки.

— Я время от времени живу в Бейруте.

— А я живу в Париже.

— Восхитительно. Ну что, едем? Вы готовы?

— Но моя машина… — сказал я. — Её можно здесь оставить? Это не опасно?

— Не беспокойтесь. Омар — мой друг. Он не слишком презентабелен на вид, бедняга, но, если вы со мной, он вас не подведёт. А второй, Салех, отличный механик. Завтра, когда прибудет новый приводной ремень, он его приладит. Сейчас я ему всё скажу.

Пока мы разговаривали, к нам подошёл Салех, человек, живший через дорогу. Мистер Азиз дал ему необходимые указания. Затем поговорил с обоими относительно сохранности «лагонды». Он был лаконичен и резок. Омар и Салех стояли, неуклюже кланяясь и почёсываясь. Я пошёл к «лагонде» за саквояжем. Мне не терпелось переодеться.

— Между прочим, — окликнул меня мистер Азиз, — к обеду я обычно надеваю чёрный галстук.

— Разумеется, — пробормотал я, — поспешно кинув обратно в машину один саквояж и беря другой.

— Я это делаю главным образом для дам. Им самим очень нравится переодеваться к обеду.

Я резко повернулся и поглядел на него, но он уже садился в машину.

— Готовы? — спросил он меня.

Я положил саквояж на заднее сиденье «роллса». Затем сел впереди рядом с хозяином, и мы тронулись в путь.

По дороге мы разговаривали о том о сём. Он сообщил мне, что торгует коврами, имеет агентства в Бейруте и Дамаске. Его предки, сказал он, занимались этим делом сотни лет.

Я невзначай упомянул, что в Париже, на полу моей спальни, лежит дамасский ковёр семнадцатого века.

— Не может быть! Неужели вы это всерьёз! — воскликнул он и от волнения чуть не съехал с дороги. — Шёлк и шерсть на шёлковой основе? С серебряными и золотыми нитями по фону?

— Да, — сказал я. — Совершенно верно.

— Но, мой дорогой друг! Такую вещь нельзя класть на пол!

— Его касаются только босые ноги, — сказал я.

Это ему понравилось. Мне показалось, что ковры он любит почти так же, как я синие вазы эпохи Чин Хоа.

Вскоре мы свернули с гудрона влево, на твёрдую каменистую дорогу, и помчались через пустыню К горе…

— Это моя личная дорога, — сказал Азиз. — Протяжённостью пять миль.

— К вам даже телефон проведён, — сказал я, заметив столбы, которые отходили от главной дороги и тянулись вдоль той, что принадлежала мистеру Азизу.

И вдруг странная мысль поразила меня.

Араб на заправочной станции… у него тоже есть телефон… Не этим ли объясняется случайный приезд мистера Азиза? Не мог ли мой томящийся от одиночества хозяин изобрести этот хитроумный способ заманивать путешественников, чтобы обеспечить себя тем, что он называет «цивилизованным обществом» к обеду? Не мог ли он дать арабу инструкции одну за другой выводить из строя все проезжающие мимо машины, владельцы которых покажутся ему того достойными? «Просто перережь приводной ремень, Омар. Затем быстро позвони мне. Только убедись, что человек действительно приличный и с хорошей машиной. Я приеду и сам погляжу, стоит ли приглашать его в дом…»

Конечно, это смешно.

— Думаю, — говорил мой спутник, — вы удивлены. Зачем, спрашиваете вы себя, ему понадобилось заводить дом в таком месте?

— В общем, да, немного удивлён.

— Все удивляются, — сказал он.

— Все? — повторил я.

— Да.

Так, так, подумал я. Значит, все.

— Я здесь живу, — сказал он, — потому что ощущаю особое сродство с пустыней. Она влечёт меня так же, как моряка влечёт море. Вам это кажется странным?

— Нет, совсем не кажется, — ответил я.

Он помолчал, сделал затяжку и продолжил:

— Это одна причина, но есть и другая. Вы семейный человек, мистер Корнелиус?

— К сожалению, нет, — ответил я осторожно.