— Вы сильно занизили оценку, — ответил я. — Она потрясающая красавица. Поздравляю вас. Но и жена ваша не менее прелестна. Честно говоря, оказавшись между ними, я едва устоял на ногах, — добавил я, рассмеявшись.
— Я заметил, — сказал он и тоже рассмеялся. — Это две большие шалуньи. Они так любят пофлиртовать с мужчинами. Но я ничего не имею против. В лёгком флирте нет ничего дурного.
— Абсолютно ничего.
— По-моему, это весело и забавно.
— Это обворожительно, — сказал я.
Меньше чем через полчаса мы подъехали к дороге Исмаилия — Иерусалим. Мистер Азиз свернул на чёрное гудроновое покрытие и повёл машину в сторону бензоколонки со скоростью семьдесят миль в час. Через несколько минут мы будем на месте. Итак, я постарался перевести разговор на волновавшую меня тему повторного визита, мягко и отнюдь не навязчиво напрашиваясь на приглашение.
— Я в себя не могу прийти от вашего дома, — сказал я. — По-моему, он просто чудо.
— Славный дом, не так ли?
— Мне кажется, вам должно быть там очень одиноко, ведь вас только трое?
— Не более одиноко, чем в любом другом месте, — возразил он. — Люди повсюду одиноки, где бы ни жили. В пустыне или в городе — не всё ли равно. Но вы же знаете, у нас бывают посетители. Вы бы удивились, узнав, сколько людей заезжают к нам время от времени. Вот как вы, например. Мы были вам очень рады, дорогой друг.
— Я никогда этого не забуду, — сказал я. — Доброта и гостеприимство в наши дни встречаются не так часто.
Я ждал, что он пригласит меня заехать снова, но он не сделал этого. Наступило молчание, немного неловкое молчание. Чтобы прервать его, я сказал:
— Кажется, я впервые в жизни встречаю такого внимательного, такого заботливого отца.
— Вы говорите обо мне?
— Да. Построить дом здесь, на краю света, и жить в нём ради дочери, чтобы защитить её. Разве это не замечательно?
Я видел, что мистер Азиз улыбнулся, но он не отвёл глаз с дороги и ничего не сказал.
Впереди, примерно в миле от нас, уже были видны бензоколонка и несколько лачуг. Солнце поднялось высоко, и в машине становилось жарко.
— Не многие отцы пошли бы на такие жертвы, — продолжал я.
Он снова улыбнулся, но на этот раз как-то застенчиво. И тут же сказал:
— Я не совсем заслуживаю той высокой оценки, которую вы мне даёте. Право же нет. Если быть совсем честным, то моя хорошенькая дочь не единственная причина, по которой я живу в столь роскошном уединении.
— Я знаю.
— Знаете?
— Вы говорили. Вы сказали, что вторая причина — пустыня. Вы сказали, что любите её, как моряк любит море.
— Да, говорил. И это чистая правда. Но есть и третья причина.
— И что же это?
Он не ответил. Он сидел совершенно спокойно — руки на руле, глаза прикованы к бегущей навстречу дороге.
— Извините, — сказал я. — Мне не следовало донимать вас вопросами. Это меня не касается.
— Нет, нет, всё в порядке, — сказал он. — Не надо извиняться.
Я посмотрел через окно на пустыню.
— Кажется, сегодня ещё жарче, чем вчера, — заметил я. — Должно быть, уже перевалило за сотню градусов.
— Да.
Я видел, как он слегка поёрзал на сиденье, будто стараясь сесть поудобнее. Затем он снова заговорил:
— Впрочем, почему бы мне не сказать вам всю правду об этом доме. Вы не производите впечатления человека, любящего сплетни.
— Конечно нет, — сказал я.
Мы были уже совсем близко от заправочной станции, и он сбавил скорость почти до скорости пешехода, чтобы успеть договорить. Я увидел двух арабов; они стояли около «лагонды» и смотрели в нашу сторону.
— Эта дочь, — сказал он наконец, — та, которую вы видели, она у меня не единственная.
— Правда?
— У меня есть ещё одна дочь, на пять лет старше.
— И несомненно, такая же красавица. Где она живёт, в Бейруте?
— Нет, она живёт в доме.
— В каком доме? Неужели в том, который мы только что покинули?
— Да.
— Но я её не видел.
— Ну, — он резко повернулся и посмотрел мне в лицо, — может быть, и не видели.
— Но почему?
— У неё проказа.
Я подпрыгнул на сиденье.
— Да, знаю, — сказал он. — Это ужасная болезнь. К тому же у бедной девочки наихудшая форма. Известная под названием лепрозная анестезия. Она почти не поддаётся лечению. Будь это лепроматозная форма, всё было бы куда проще. Но, увы, что есть, то есть, и никуда от этого не денешься. Поэтому, когда в доме гость, она не выходит из своих комнат на третьем этаже.
Должно быть, к этому времени машина уже подъехала к заправочной станции, поскольку дальше в моей памяти всплывает то, что мистер Абдул Азиз сидит рядом, смотрит на меня своими умными чёрными глазами и говорит:
— Но, мой дорогой друг, не стоит так тревожиться. Успокойтесь, мистер Корнелиус, успокойтесь! У вас нет никаких, абсолютно никаких причин для беспокойства. Это не очень заразная болезнь. Заразиться ею можно только через интимный, самый интимный контакт с больным.
Я очень медленно вышел из машины и стоял на солнцепёке. Араб с обезображенным болезнью лицом ухмылялся, глядя на меня, и говорил:
— Приводной ремень на месте. Теперь всё в порядке.