Остановки в пути. Вокруг света с Николаем Непомнящим. Книга первая

Скажу сразу: потом я приезжал сюда еще раза четыре, но то первое посещение было самым памятным. Может, конечно, и оттого, что по неопытности я сразу потратил все деньги и личные вещи, скупая и обменивая все подряд… Но думаю, что причина была все-таки в другом. Новое, неведомое нахлынуло и захватило нас сразу и на все утро. Африканский мир, скрытый в повседневной жизни чем-то наносным и неестественным, предстал здесь во всей красе – в виде фигур, масок и барельефов, изделий уникальных и редких, о которых мечтают европейцы, которые стали «последним криком моды» на Западе, стоят бешеных денег в Америке.

Здесь всего этого было в изобилии.

Сейчас в Москве, на другом конце планеты, я разглядываю фотографии, сделанные в то утро, и проклинаю себя – почему не купил вот эту фигуру человека-крокодила? А тогда, в Нампуле, я думал, как я повезу ее в самолете до Мапуту, а потом в Москву? Ведь она весит целых пятнадцать килограммов! Почему не взял семейство чертей – мал мала меньше, ведь хозяин просил за них сущий пустяк! А тогда, в Нампуле, я говорил себе – натерпишься с этим грузом, всего не купишь… Знал и понимал, что этого больше не повторится, ничего не мог поделать – «лишний вес»…

Я ничего намеренно не говорю об этнографических деталях экспонатов – изделия на снимках говорят сами за себя, достаточно для того, чтобы оценить искусство резчиков и разнообразие выбранных сюжетов. Можно только сказать, что делают их в основном макуа, объединенные в артели; сами изготовители и выносят товар на базар; дерево они получают партиями из отдаленных районов, подчас даже из другой провинции, платят за него и цену на изделия назначают соответствующую, чтобы окупить затраты на материал.

Конечно же, любой мало-мальски уважающий себя продавец никогда не назовет подлинную цены – он увеличит ее минимум вдвое, а то и втрое, и уж от той, «верхней», суммы и хозяин и покупатель сбрасывают одну сотню эскудо за другой в поисках обоюдного согласия.

«Поединок» покупателя и продавца разворачивается в общем-то всегда по одной и той же схеме.

– Сколько? – спрашивает небрежно покупатель, проходя мимо и как бы случайно замечая продавца с его изделиями.

– Тысяча двести.

– Сколько?! – В голосе покупателя непременно слышится недоверие: не ослышался ли он?

– Тысяча двести, но можно договориться.

– Ну, тысяча двести вообще не та сумма, от которой мы поведем счет… Шестьсот – и ни одного эскудо больше, – железным тоном заявляет покупатель и поднимается с корточек (перед этим он, сам не заметив как, присел перед фигурой).

– Семьсот пятьдесят, – тут же парирует продавец и убеждает: – Ручная работа, не на станке же сделана!

– Семьсот, или я ухожу.

– Та бень (хорошо), – грустно выдыхает владелец фигурки. На самом деле он рад-радешенек – именно за такую сумму он и хотел ее продать.

Покупатель отсчитывает сотни, берет дерево, оно тяжелое и черное, приятно холодит руку, твердая древесина не успела еще нагреться на солнце…

Но на этом покупки не заканчиваются. С грустью думаешь, что, наверное, оставишь здесь все деньги (в результате так оно и случается), и тревожно пересчитываешь в кармане зеленые и красные бумажки – все, что полагается на месяц питания и жизни в поле.

Вот перегнутая пополам фигура какого-то тучного гражданина, как потом выяснилось – американца, который, не догадавшись, видимо, сесть на корточки, наливается краской, но продолжает чего-то бурно обсуждать с продавцом. Покупатель не знает португальского, а продавец – английского. Поэтому «беседа» протекает очень своеобразно: хозяин пишет на ладони цифру, а покупатель отрицательно мотает головой. Тогда хозяин пишет другую цифру, поменьше, и американец радостно кивает – оʼкей, оба расплываются в улыбках, деньги благополучно переплывают из рук покупателя в карман хозяина, а барельеф – роскошная доска с изображением жизни целой деревни, вырезанными фигурами родителей и детей на фоне хижин – исчезает в объемистой сумке американца. Он разгибается и шумно выдыхает: «Уф!»

Такие сцены происходят на всем полукилометровом протяжении базара. Мы медленно движемся от «хвоста» к «голове». Наши африканские друзья, менее сдержанные, чем мы, бурно восхищаются изделиями, чего по законам рынка делать ни в коем случае нельзя, и я опасливо отделяюсь от них, предпочитая действовать в одиночку…

Один продавец шумно требует от меня компенсации за фотографирование принадлежащих ему фигурок чертей, но все вокруг, его же друзья, смеются над ним, и тот сконфуженно умолкает…

Четверо мускулистых ребят снимают с грузовика сундуки из так называемого розового дерева, оно немного мягче черного и чуть дешевле, но изделия из него по красоте не уступают самым дорогим сортам. Сундуки стоят недорого, на крышках и стенках у них рисунки из деревенской жизни, а внутри спокойно может поместиться взрослый человек. Но мы только вздыхаем.

Образчик искусства народности маконде