Остановки в пути. Вокруг света с Николаем Непомнящим. Книга первая

Гринвич Виллидж. Городок студентов и художников-самоучек. Улицы кривые, изогнутые. Вашингтон Ирвинг и Томас Пейн, Юджин ОʼНил и Теодор Драйзер… Великие имена в Виллидже принадлежат прошлому. Впрочем, это не значит, что сейчас в городке художников нет гениев. Просто мы узнаем о них в свое время.

Виллидж стал прибежищем богемы случайно, приютив в бывших конюшнях художников всех направлений, но со временем проживание здесь стало дорогим удовольствием. Теперь тут поют серенады уличные музыканты, а прежде совершались публичные казни.

Со временем полуголодные художники и писатели, что победнее, были оттеснены в более дешевые районы. В трущобах к востоку от Четвертой авеню они основали Восточный Виллидж. Тут открывается все больше ресторанов, картинных галерей, но богемный дух постепенно улетучивается.

К северу от Виллидж, там, где Бродвей встречается с Шестой авеню, начинается страна огромных универмагов. Километры прилавков, среди которых можно заблудиться. Здесь ночь напролет свет и пестрота реклам, много театров. Тут же, на 42-й, мир стриптиза и порнографических лавчонок. Однако проституток и сомнительного вида молодых людей не видно – все панически боятся СПИДа.

Последний день в Нью-Йорке. Идея на прощание – не подняться ли на крышу одного из «близнецов» Центра международной торговли. Вот они – две коробки 420-метровой высоты, которые в отличие от многих других небоскребов не утончаются кверху, а обрываются, словно бы недостроенные. Будто строителям надоело карабкаться все выше и выше к облакам… Прозвище – «динозавры архитектуры». Вид сверху на весь Нью-Йорк. На стеклах верхнего этажа нанесены контуры окрестностей с названиями наиболее примечательных зданий – чтобы лучше ориентироваться в море городских строений. За 25 центов можно воспользоваться подзорной трубой – такие приборы установлены по всему периметру смотровой площадки. Высота здесь не чувствуется, так же как не ощущается она в самолете.

Разговорились с одним из чистильщиков стекол Торгового центра.

– Стекол так много – точная цифра 43 600, – что я не боюсь остаться безработным, – шутит он. – Каждое нужно натирать до блеска, стоя на маленькой платформе, двигающейся вверх-вниз по вертикальной плоскости.

– А упасть не боитесь, этак с 97-го этажа? Смеется:

– Знаете, какая у меня философия? Если поднялся на 30 метров и не боюсь высоты, значит, можно подниматься и на 400. Какая разница, откуда падать? Здесь, мне кажется, важно предусмотреть другое. Когда садишься в кабину внизу – одна погода. Наверху она совершенно иная. Я имею в виду прежде всего перепад температур – до десяти градусов…[5]

Путешествие заканчивается. Оно заняло не один день. Суток не хватило бы даже на то, чтобы посмотреть один лишь Центральный Манхэттен. Прощальный ужин в китайском ресторанчике.

И совсем последнее – ночной, по-прежнему таинственный Манхэттен, шелест кондиционеров в номере гостиницы «Ирокез» и далекое, немного нереальное подвывание патрульных полицейских машин…

У озера Чатокуа

И надо же было забраться в такую даль! Смотрю на расстеленную на столе большую цветную карту Соединенных Штатов – приложение к сентябрьскому номеру журнала «Нэшнл джиогрэфик», и серая лента шоссе с указателями бесчисленных поселков, национальных парков и мотелей словно проступает сквозь плотный и яркий глянец…

Много-много часов на скоростном автобусе из Нью-Йорка в Вашингтон, потом через штаты Мериленд и Пенсильвания, через реки с трудными индейскими названиями – снова в штат Нью-Йорк, ночевка в студенческом общежитии университета города Буффало – и наконец, долгожданное озеро Чатокуа, которое и на карте не сыщешь, хотя оно считается родственником Великих американских озер…

Многоэтажные вавилоны Нью-Йорка и невысокие здания (не выше Капитолия!) Вашингтона еще не разделились в сознании, это случится позже, и грохот Ниагары еще стоял в ушах.

Все время вместе на земле Чатокуа

…Двое велосипедистов, медленно двигавшихся вдоль неширокого, но оживленного шоссе, вьющегося у озера, казалось, не замечали проносившихся машин. Почти не глядя на дорогу, они обменивались впечатлениями о первых днях жизни в Чатокуа, все еще не веря в происходящее и лишь время от времени осматривая окрестности внимательным взглядом. Но не находили на обочинах столь привычных взору консервных банок, окурков, битых бутылок… Да и обочин-то как таковых взгляд этих велосипедистов не обнаруживал. Сразу от асфальта, от неширокой велосипедной дорожки начиналась трава – чистая, стриженая, с жужжащими насекомыми и красивыми цветами.

Да, двум московским журналистам с одинаковой, довольно редкой фамилией, по иронии судьбы оказавшимся в одной делегации, мало того, в одном доме и даже в одной комнате и до этого незнакомым, было о чем поговорить.