Останься со мной

– Не за что! Не могу дождаться выпускного! В следующий раз мы будем мерить платья вместе! – Она смеется и выходит из примерочной, крича Эйдену, чтобы он не смотрел.

Я тем временем остаюсь внутри, размышляя над словами подруги. Сердце в груди невольно сжимается. И снова речь о выпускном. Шарлотта – второй человек, которого я предам.

Я закрываю дверь, смотрю на платья, хмурясь. Мне уже совсем не весело. Как долго я буду притворяться, что я обычный подросток? Как долго я буду игнорировать, отталкивать проблемы? Даже если взять ситуацию с Мэйсоном. Смогу ли я рассказать ему об измене отца, а потом просто исчезнуть с лица земли?

– Ты готова? – Шарлотта взволнованно стучит в дверь, вырывая меня из мыслей.

– Конечно, одну секунду! – отвечаю я, срывая с себя одежду и надевая первое попавшееся платье. Я даже не смотрю в зеркало, прежде чем открыть дверь.

Глаза Шарлотты расширились, заблестели.

– Да! Это то самое платье! – Она хлопает в ладоши и практически визжит.

– Это первое, которое я примерила, – напоминаю я, чувствуя себя виноватой, что не так взволнована, как следовало бы.

– И что? Ты хоть посмотрела на себя? Повернись, я застегну. – Положив руки на голые плечи, она поворачивает меня лицом к зеркалу, и у меня сразу же перехватывает дыхание.

– Боже, – это все, что я могу сказать.

Черное платье спускается с плеч, оставляя обнаженной верхнюю часть груди. Глубокий вырез не выглядит неуместным, но и не кажется слишком скромным. Оно обтягивает меня, придавая изгибы там, где я и не подозревала, что они у меня есть, и ослабевает примерно от середины бедра, элегантно ниспадая до самого пола. Разрез идет снизу и до левого бедра.

– Боже – это мягко сказано! – У Шарлотты, наверное, щеки болят от такой широкой улыбки. – Я так рада, что выгнала Эйдена! Нельзя, чтобы он увидел платье. Он бы обглодал твои кости!

– Шарлотта! – Я смеюсь. Мое настроение немного поднимается.

Платье великолепно, и я чувствую себя в нем прекрасной. Голова кружится, и в голову лезут мрачные мысли. Но разве чувствовать себя счастливой запрещено? Да и почему бы не надеть платье и не притвориться, что это мой выпускной? Ведь у меня даже не будет настоящего выпускного с Эйденом! А раз уж я хотела бы пойти на бал с ним, то нужно использовать возможность по максимуму.

– Пойду за туфлями! – Шарлотта хихикает.

Ее волнение заразительно. Она быстро поворачивается и бежит в отдел обуви.

Глядя на себя в зеркало, я делаю глубокий вдох. Решение принято. В миллионный раз с тех пор, как я встретила Эйдена, я позволяю себе быть эгоисткой. Да, я позволю себе притвориться, что это наш выпускной, – тот, которого у меня никогда не будет. И я не стану обращать внимание на нытье в сердце, на все, что убеждает меня в том, что я причиню боль людям, которые мне дороги, включая себя.

* * *

Мы возвращаемся домой. Эйден даже не догадывается, какое платье мы купили, – так захотела Шарлотта. Я демонстрирую наряд Аннализе, которая хлопает от восторга и объявляет остаток вечера девичником.

Пока Шарлотта готовит на кухне маски для лица, мы с Аннализой сидим в моей комнате, собирая лаки для ногтей, чтобы иметь возможность выбора. Внезапно у Аннализы звонит телефон. Она смотрит на номер на экране, и выражение ее лица тотчас меняется. Я понимаю, что что-то не так. Анна выходит в коридор и отвечает на звонок.

– Что случилось? – спрашиваю я, когда она садится обратно на пол напротив меня.

– Ничего. – Анна отстраняется, но вдруг, к моему удивлению, меняет свое мнение. – Это был Люк.

Она только что ответила на звонок своего брата? Полагаю, это прогресс. Раньше его номер был заблокирован, и она проклинала день его рождения.

– Он звонил из тюрьмы. Его арестовали пару дней назад и обвинили в убийстве Грега. Убийство второй степени. – Она смотрит вниз, возясь с лаком.

– Мне очень жаль, милая, – искренне жалею я.

– Почему? Не извиняйся. Я не сожалею. Он заслужил это, – заявляет она яростно, может быть, даже слишком. Мне кажется, что на самом деле она пытается убедить только себя.

Мое короткое молчание побуждает ее продолжать разговор:

– Он дерьмовый брат, и он убил человека! Дерьмового человека, но все же! К тому же он убил мою маму! Вот и пусть катится.

Она определенно пытается убедить сама себя.

– Почему ты говоришь, что он убил твою маму, Анна? Я думала, это сделала ее зависимость, – я спрашиваю мягко, потому что знаю, что для нее это чувствительная тема, но я все равно хочу помочь.

Аннализа делает глубокий вдох. Суровый взгляд медленно отступает.

– У моей мамы, возможно, и были недостатки, но и жизнь у нее была не из легких. Она все равно была моей мамой, и я ее любила.

Я придвигаюсь ближе, выказывая ей все свое сочувствие. Я вижу, что она хочет открыться мне (что для нее невероятная редкость).