Останься в Вейзене

— О! — обрадовался мой спутник. — Сейчас между домами мелькнуло здание главного банка. Его недавно построили. Проценты дерут… И при это делают вид, будто все такие благодетели. Посмотришь на таких мошенников, начнёшь радоваться тому, что обучен математике. Дурят людей без зазрения совести. Знал я одного простого работягу, Аццо его звали, так ему пришлось продавать дом, единственное, что было, чтобы расплатиться с ними…

Мне начало казаться, что я медленно, но верно становлюсь частью этого города, вливаюсь в него и растворяюсь, как яркая капля акварели в стакане с водой. Я слишком бледна, чтобы предать воде хоть какой-нибудь оттенок, и все-таки я неразличима с ней, едина, и без меня её бытие представить уже невозможно.

Теперь почти-Вэй кивнул на одного из тех жонглеров, что произвели на меня такое сильное впечатление. Он был одет в костюм: левая половина жёлтая, а правая — красная, черные кудри собраны в высокий хвост.

— А это Джерт. Он приходит пожонглировать на площадь, сколько я себя помню. Неплохо получается, так?

Джерт одновременно жонглировал маленьким металлическим шариком, яйцом (не удивлюсь, если сырым), кошельком со звонкими монетами и чем-то шершавым, цветом напоминающим кирпич.

— Неплохо, — не стала спорить я. — Скорее даже хорошо.

— Вот именно, — мой спутник выдержал театральную паузу. — Представьте, как я удивился, когда полтора года назад он пришёл учить нас колдовать над животными. Не в том плане, что мы пытались превратить их в бессмертных монстров. В более полезном. Вылечить болезнь или хотя бы опознать… Один из самых трудных предметов, что мне пришлось сдавать.

— В Вейзенской академии, так? — полюбопытствовала я. И все-таки внутри уже начало проклевываться зерно сомнения.

— С вашего позволения, я хотел бы хоть ненадолго снять маску. Дань традициям — это, конечно, здорово, но дышать в ней тяжеловато. А я надел её несколько часов назад.

Он остановился напротив меня и легким движением руки развязал узелок, удерживающий его маску.

В тот самый миг мужчина оказался юношей. И по совместительству — моим студентом.

— Вилсон, — выдохнула я, не в силах поверить собственным глазам.

— А я вас сразу узнал, Варвара, — признался Вилсон, слегка краснея.

— И как же вам это удалось?

Мгновение волшебства все-таки разрушилось — стоит это признать. Я осознала, что ещё несколько секунд назад шла рука под руку с собственным подопечным, и покраснела, наверное, в несколько раз сильнее его.

— По строгому взгляду и волосам — они у вас отливают огнём, что ли… И ещё по рукам, скрещенным на груди. Вас сложно не узнать, — Вилсон вздохнул. — Вы выделяетесь из толпы. В хорошем смысле. — И добавил, как ни в чем не бывало: — Хотите попробовать медовые яблоки? Ничего, вроде как, изысканно, но очень вкусно.

Руки сами собой переплелись и прижались к груди. Пожалуй, это и вправду моя типичная реакция.

— Вас не смущает, что я — ваш преподаватель?

— Джерт ведь меня не смущает, — Вилсон пожал плечами. — Но, если вам теперь неловко говорить со мной, то я уйду. — И замер в ожидании вердикта.

Он был таким хорошим в этот момент, мало что ещё познавшим, а потому до сих пор воинственным, и я даже пожалела, что мы не встретились раньше, что в моём мире такого Вилсона не существовало.

— Хорошо, — решилась я все-таки. — Давайте попробуем ваши яблоки. Но только если вы расскажете, как оказались в главной роли на таком захватывающем празднике.

— Обязательно, — Вилсон улыбнулся. Он водрузил маску поверх котелка, и теперь она наблюдала за нами бездонной чернотой глаз.

Он потянул меня дальше (в этот раз, к счастью, обошлось без касаний), на ходу объясняя:

— Самые лучшие яблоки на противоположной стороне. У Бернта. У него собственный сад недалеко отсюда, так что и яблоки собственные. И красные, и зеленые, и желтые… Если в целом, а сейчас, подозреваю, только зеленые будут. Они лучше всего переживают зиму. Новый урожай появляется к концу июля. Летом много праздников, так что и все прочие сорта можно будет попробовать.

Не так-то уж просто это оказалось — идти сквозь толпу, не держась при этом за ладони. Приходилось напрягать ноги, чтобы поспевать за высоким и шустрым Вилсоном, и уши, чтобы его слова не утонули в людском шуме и музыке прежде, чем долетят до моих ушей.

— А театром я занимался с детства. Моя мать — Оттолайн Гилен… Возможно, вы о ней не слышали, но в том музыкальном театре, на который я вам показал, она прожила больше времени, чем в собственном доме. Нет ни одной крупной пьесы, которая прошла бы без её участия. Если хотите, мы можем сходить, посмотреть… Как раз скоро премьера, «Лезвие, устланное лепестками», это по книге Каспара Зупера. У меня всегда билеты на места с самым лучшим видом… Я отвлекся. Соответственно, особенно в детстве, оставить меня было не с кем, поэтому мама брала меня с собой. Я в неё пошёл. В том смысле, что…

Он замолчал, пытаясь подобрать слова.

— Талантом? — предложила я.