Местами попадались старые машины прошлого века, вернее все то, что от них осталось. Как правило, это были корпуса с облезлой краской, без дверей и окон. Даже осколков не осталось. Остатки прошлого. Короткие обрезки ниточек из двадцать первого века. Своеобразный «привет». Такого мусора хоть жопой ешь.
Железо окислялось, и под давлением времени окрасило почву под собой в ядовито-желтый цвет. Наверно вступало в реакцию еще с какими-то непонятными веществами, и получался такой вот чудоковатый цвет.
Мои фантазии снова понесли меня подальше отсюда.
Вот я, схватив в руку мягкие иссиня-черные мягкие волосы этого чупокабры, с силой рванув на себя, резко опускаю на стол или об косяк, с удовольствием размазывая его физиономию о поверхность, оставляя на ней красные дорожки. Прямо-таки рай для меня! Нарисовать рисунок, основой краски которого будет составлять кровь. Мне даже не понадобилась бы кисть. Ее отлично заменила бы наглая морда беспозвоночного. Я не художник, но был бы не против создать подобный шедевр. Может быть, такой вид искусства в дальнейшем стал бы нормой. И для него создали бы отдельный жанр. И все восхищались бы тем, какой я молодец.
Но эти чувства и мечты, даже описанное про себя убийство щенка в самых мельчайших подробностях, не дарили чувства спокойствия. Злость все так же накрывала меня снова и снова. Как океан. То сильнее, то почти успокоившись.
Зачем он выводит меня? Как же бесит. Удовольствие получает? Я его ненавижу. Не-на-ви-жу! Сколько ж еще раз надо подумать об этом молокососе, чтобы, наконец, остыть? Сомневаюсь, что нервные клетки, заперев меня в блядском круговороте, так просто отпустят. Лучше подумаем о приятном…
Как только выберемся из этой трясины, брошу его. Нет. Лучше сначала побью, а потом откажусь. Я его напарник, а не нянька или один из его подчиненных. Ебучих придурков за него один убивать не собираюсь. Потребую работать в одиночку, либо с другим напарником. Не то когда вернусь, буду заикаться, веки начнут дергаться, руки, как у запойного алкоголика, трястись. Или самовольно будут срабатывать рефлексы. Пну случайно кого-нибудь, или еще что. Может, даже кусаться кинусь. Отгрызу руку, будут знать. Или стану умственно отсталым. Начну пускать слюни, брызгаться пеной и дико ржать. Схвачу первое попавшееся лазерное оружие и начну бегать, как ребенок с водяным пистолетиком, освобождая всех от лишнего веса и органов заодно. Ну там, мышцы кому подрезать надо лазером или снести башку, ссылаясь на то, что хотел подправить прическу.
Потом пойду к психиатру. Буду сидеть перед его столом, разбирая на мелкие детальки штучки всякие. Ну, у таких врачей всегда полно барахла на столе. И под столом. И за столом. И в шкафах. И вообще, неизвестно кто еще будет психом, а кто психиатром.
Так все, стоять. Нужно выходить из этого «а-ля меня переклинило», не то такими путями мечты в кошмар превратятся. Не особо привлекает ближайшее будущее в смирительной рубашке.
Но если серьезно задуматься… А вдруг, пока меня не будет, кто-то нападет на него? Что я буду делать? Ан нет, еще большой вопрос, кто на кого нападет…Только это чудо откроет рот, так все, враги могут смело вешаться или выброситься в окно. Кому как больше нравится. Я не вправе ограничивать их способы самоубийства на грани срыва. Творческий порыв на их совести.
Хотя… Я так до конца и не понял, что он из себя представляет. Что он за человек такой, если вообще таковым является. Как он ведет себя, когда меня нет рядом. Нет, правда, все же иногда я ощущаю что-то вроде жалости. Он появился у нас так же неожиданно, впрочем, как и все, что он делает. Откуда он? Что было в его прошлом? Кем он там являлся? Может у него была девушка, которую он любил, или у него были большие планы на будущее. Судя по тому, как он ведет себя с подчиненными, наверняка был бы неплохим предпринимателем. Создал бы огромную фирму, которая прославилась на весь мир. Интересно, а каким бы он был, когда вырос? Я имею в виду, вырос в нормальной жизни. Вряд ли в этой он долго проживет. Никто не умирал своей смертью. Всегда помогали враги. Стоит на секунду расслабиться и все, прощай жизнь.
В такие моменты, когда у кого-то обрывается кусок бесплодной жизни, в воздухе повисает реквием. Он поет для всех каждую секунду. Человек еще не умер, а песня уже звучит, дергая струны смерти, играя в игру – порвется – не порвется. Так тяжело осознавать то, что кто-то, пусть не особо близкий, пусть даже тот, кого ты ненавидишь – умрет. Неприятно. Непонятная тяжесть, в легких, начинается нехватка кислорода. Становится все тяжелее дышать, твое дыхание предательски перекрывается, словно шею жгутом затянули. Ноющая слабость в теле, которая сводит все суставы и кости, словно перекручивая. Мерзкое чувство.