Остаточная деформация [СИ]

Головидео вытворяло невесть что. Все каналы работали одновременно, и выключить не получалось ни один. На части экранов чешуйчато-рогато-гребенчатый йорн, в котором нетрудно было признать владетельного Клео, уродовал морду своего лица в пародии на мягкую улыбку и увещевал, что гелы и йорны — один народ, и ничего страшного не происходит. Другую часть голоокон занимал заместитель Габриэля Франек — исключительный идиот. Он пытался что-то объяснять, но, как всегда, лучше бы молчал. Его никто не останавливал. Беспорядочно включались трансляции с камер наблюдения, показывая то пылающий памятник Джонасу, то побоище на подступах к Зданию, то панически разбегающихся под давлением Нарратива гелов. Крики гибнущих животных. На несколько минут включилась больница для «четвёртых», и это было действительно жутко. Неизвестно как вернувшийся из ссылки матка-Галилео гудел и танцевал безостановочно. «Солдаты», не обращая внимания на молочно-бледный персонал, собирали всё, что могло сгодиться в качестве оружия, а могло многое. Они готовились выступать и, судя по всему, проблем с Нарративом не имели ни малейших. «Работяги» герметизировали окна какой-то субстанцией, о происхождении которой не хотелось думать. К больнице стекались, подёргиваясь в едином ритме, десятки, сотни гелов. И снова кромешный ужас под кодовым названием «уличные бои», и со стальных перьев стекает яркая, почти нарядная кровь…

— Аве, — губы Ника дрожат. Его руки тоже в крови, он и его люди не успевают справляться с потоком раненых. — Что нам делать, Аве?..

— …Авессалом, заешь тебя мухи! Ты что там, заснул?

Авессалом Штейн тряхнул рыжей, мелким бесом вьющейся шевелюрой и яростно растёр и без того воспалённые глаза. Конечно, если не спать трое суток, то на четвёртые начнёшь вырубаться даже стоя. Ещё и снится всякая пакость, будто в реале мало.

— Уже нет, — буркнул Авессалом, игнорируя возмущение пылкого Скотти. — Что у тебя такого, что понадобилось меня будить? Джонси отписался?

Лаборатория выглядела хреново, что неудивительно после прилёта в дом четверти тонны взрывчатки, но пока вполне функционировала. Армированные стёкла спасли, приняв на себя большую часть энергии взрывной волны.

Он поймал своё отражение в осколке, что удержался в раме, и вздрогнул. Полгода назад, до войны, его частенько путали со студентами. Теперь бы не перепутали. Никто, впрочем, за эти полгода не стал выглядеть лучше. У Скотта виски совсем белые, хотя он старше всего на пару лет. Войцех сутулиться стал, как дед ста лет… Профессор Вальтер расплакался вчера, во время прощания с Джонси. Кто бы мог подумать, железный проф хлюпал носом. Нервы у всех ни к чёрту.

— Нету новостей, — признался Скотти. — И связи вообще никакой. Но мне завидно, что ты можешь дрыхнуть, а я вот пытался — и не могу.

И ухмыльнулся, гад. Авессалом рассмеялся, оценив подколку приятеля.

— Сколько ещё генер продержится? — спросил для порядка. Какая уже разница. Запуск хронолога был вчера, сегодня никаких изменений, значит, провал.

— Часа четыре, доктор Штейн, — отчитался лаборант, отрываясь от монитора контроля. Хороший парень. И способный. Жаль, что всё так.

Авессалом не успел придумать, что на это сказать умного и ободряющего — ляпнула повисшая на одной петле дверь, и мелкий бетонно-стеклянный хлам энергично захрустел под подошвами сухопарого Войцеха.

— Гниды лезут, — коротко, в своей рубленой манере, выдал он. — По местам, парни. Вторую лабу я уже предупредил, сейчас ещё в первую…