Остаточная деформация (СИ)

Последняя ветка, в которой он был ангелом и врачом муниципальной клиники, научила его ценить возможность просто дышать без хрипа. Жуткое было место. Пыль и боль, вот чего было там в избытке, а остального не хватало решительно. Ветка стремительно засыхала, и дежурные гелы спешно вытягивали остатки ещё на что-то годных ресурсов. Повседневный, бытовой кошмар въелся в Пети до костей. Невозможность выйти на улицу без респиратора. Дешёвый препарат йода к каждому завтраку: иллюзия борьбы с радиацией. Серые лица, жидкие волосы, синие тени под глазами, дикая детская смертность и, что самое страшное, принятие всего этого как единственной формы существования. Нормально, а чё там? Все так живут. Они не понимали, не знали, как может быть иначе. Бесконечные опухоли, с которыми к нему приходили, считались почти нормой. А что такого? У всех есть. А если нет, то, значит, не нашли пока. Особенно запомнилась юная девушка, почти ребёнок, у которой саркома выдавила глаз. Девчушка пришла, улыбаясь чуть виновато, и сказала, что до недавнего было ничего, нормально, а вдруг начало болеть. И пахнет как-то не очень, её парню не нравится. Пети считал, что неплохо обтесался, но был потрясён. Опухоль уже начала разлагаться, она не могла раньше не болеть. Сделал полный осмотр. Вместо желудка УЗИ показало какой-то дуршлаг. «А, это у меня с детства, — безмятежно сказала девочка. — Я привыкла. Ну ладно, поболит, если съешь не то, ну кровью посрёшь иногда. Привыкла». Фоновый уровень её привычной, ежедневной боли почти не изменился, когда саркома кинулась в рост и пустила метастазы. Организм начал подавать тревожные сигналы, скорее, от безнадёги. Всё, что Пети тогда смог сделать — отключить болевые рецепторы. «Ты довольно скоро умрёшь, — честно предупредил он. — Но болеть точно не будет. Держи специальный пластырь, заклеивай это безобразие, он заодно и запах уберёт». Девочка заклеила, радостно и искренне поблагодарила «классного доктора» и побежала на свидание к своему обонятельно чуткому парню. Почти полетела. Впервые за семнадцать лет у неё ничего не болело, а смерть… К её близости девочка тоже привыкла. Не сегодня же!

Глядя ей вслед, Пети окончательно решил, что вернётся в Гелио и попробует что-то изменить там, в золотом и голубом городе солнца. К тому времени он вполне сознавал, насколько гелы зависимы от ветвей Древа, но смотреть, как гибнет такая удивительная любовь к жизни, уже не мог. В тот день он принял ещё двадцать с чем-то пациентов. Тогда он ещё не вполне понимал, с чем имеет дело. Он и сейчас не всё понимал.

Дорога ровная, гладкая, со слабой подсветкой обочин — в Гелио других нет. В городе, особенно в центре, много дорог-траволаторов, но кому они нужны на окраине? Если лень идти или надо быстро, то берут кар. Пети было некуда спешить, а раздумьям ходьба способствует. Вот и шагал, привычно и размеренно, стараясь не гнуть спину под неравномерной тяжестью. Не отвлекаясь от невесёлых мыслей, сам не заметил, как пересёк черту города, машинально ступил на движущуюся ленту проспекта Звёздного Сияния. Ему ехать — почти в самый тупик линии. Хотя и не рекомендуется техникой безопасности, шёл по траволатору, с тоской понимая, что увидит тёмные окна своего пустого дома быстрее, чем мог бы, но не замедляясь.

Он спрыгнул с проспекта чуть дальше, проехав-пройдя лишние двадцать метров, и это спасло ему жизнь. Если бы соскочил вовремя, то прошёл бы между символическими столбиками ограды прямо, а не наискось, и натянутая тончайшая нить коснулась бы его груди напротив сердца, а не правого плеча. Человеку хватило бы и того, но Пети был всё-таки гелом.

Мощный электрический разряд швырнул его на землю. Руку скрутила судорога — от основания крыла до кончиков пальцев, — а потом он просто перестал её чувствовать. Холодная режущая боль ударила в рёбра и срикошетила по глазам, погасив тёплое свечение фонарей.

«Случайность, поломка энергоконтура дома, лежи спокойно, сейчас примчатся дежурные из обеспечения города», — шепнул гел в голове.

«Беги, идиот!» — рявкнул ангел.

Ангел победил по очкам. Ослеплённый, теперь уже не только однокрылый, но и однорукий, Пети перекатился на левый бок, чувствуя кожей очень горячее совсем рядом. Вонь горелого. Перья. Это воняют его горелые перья. Он оттолкнулся от раскалённой земли, вскочил на ноги. Направление потерял. К дому, от дома? Он побежал… поковылял наугад, лишь бы прочь от источника жара.

Слишком медленно. Вторая вспышка его добьёт.

Пети был на двух человеческих войнах, в него целились, в первый раз из ружья, второй — из автомата, он знал ощущение направленной смерти.

Не успеет. До последнего выстрела ещё пара секунд, на перезарядку, можно сделать только шаг или два, но останавливаться нельзя.

Непроглядная тьма сменилась пляской разноцветных пятен. Кажется, зрение возвращалось.

А вдруг…