Остаточная деформация (СИ)

Делаю эти пометки в надежде, что мой преемник догадается прочесть их и вдохновится моим примером на безупречную службу. Посланники же сатаны не посмеют даже взять святую книгу в свои мерзкие клешни.

Я, Бертран из Анжу, видел Царствие Небесное своими глазами и знаю, куда вернусь, когда исполню долг до конца».

*

— Небо упадёт на землю! — возмущённо прошептала Айрин. Они отошли от компании недалеко, так что приходилось понижать голоса. — Хрень какая-то. Мне… мне это не нравится, Берти. Я не хочу вертаться, пока не пойму, в чём соль.

Небо уже налилось разведёнными чернилами глубоких сумерек, но падать вроде бы не собиралось. Ужин варила Соня, остальные экспедиторы готовились ко сну: всё-таки решили выходить с утра, нормально отдохнув после марш-броска и славной драки.

— Какое именно «это» тебе не нравится? — решил уточнить Берт. — Сам я уже не знаю, из чего выбирать.

— Что йорны шли убивать, что их было двое, что гелы что-то важное знают о Граале, и Вавилон тоже не нравится!

Для одного «это» было многовато, но Берт решил не заострять. Правда, не удержался от шпильки:

— А мне не нравится, что твой Стёпочка знает о Граале не меньше, чем гелы, хотя он человек.

Ожидаемой бури не последовало.

— Он ифер, — сказала Айрин отстранённо. — И его… наша ветка скоро схлопнется. Он это вычислил, почти как Сэмов папа. А я совсем перестала понимать, как та дыра в горе нам поможет, даже если она как-то ведёт в Вавилон.

Берт всё-таки обнял её — независимую женщину, которая любит другого. Замирая от абсолютного счастья, почувствовал встречное движение: Айрин зарылась носом ему в шею.

— Мы попробуем разобраться, Айри, — сказал он, дыша запахом её волос. — Если надо — и в Вавилон сходим.

Она отстранилась.

— Заживает на тебе, Берт, как на собаке, аж завидки берут. Тебе, как я погляжу, руки распускать уже не больно. А я что-то устала, пойду прилягу, наверное.

Она ушла к костру, а Берт, вместо того, чтобы броситься следом, торопливо поддёрнул рукав футболки, стащил к локтю повязку. На месте довольно глубокого пореза на бицепсе, оставленного дурацким оружием невезучего изгоя, остался только розовый, почти гладкий шрам. На повязке в нескольких местах темнели пятна засохшей крови, а одно из них ещё не успело толком затвердеть. Так не… так не бывает. Не бы…

— Берт! — заорал от костра Гриша. — Что ты там сидишь впотьмах, как филин? Кулеш готов!

Впотьмах. Берт, дрожа, схватился за ствол дерева. Святые ёжики. Он же прекрасно видит и кровь, и шрам, и рисунок древесной коры, и даже волоски на предплечье. Мало того, он чувствует движение потоков жизненных сил глубоко в стволе дерева, слышит, как ворочается в мягкой перидерме жучок, ощущает тепло костра… Берт мог бы заметить изменения раньше, но гелом он был гораздо дольше, чем человеком, а для гела всё это естественно…

Что он орал, когда скакал с мечом?

Не вспомнить.

Есть ли вероятность, что воспроизвёл заученную до автоматизма вокабуляцию и инициировал первую стадию возвращения в исходный облик?

Да почти сто процентов в данных обстоятельствах.

— Только этого не хватало!.. — беззвучно простонал он. Паника приближалась, как чёрные крылья из навязчивого сна (после того, как раскроил голову рыцарю, Берт перестал называть эти сны кошмарами).

Восстановление поля и части энергоструктур.

Как теперь себя вести, чтобы не выдать вот это всё?! Проблема затмила все предыдущие.

— Берт, ну где ты застрял? — Это уже Айрин.

— Иду! — каркнул несчастный, тщетно пытаясь успокоиться. — Сейчас!

Ему надо что-то придумать, как-то спланировать…

Стоп.

Пока он не инициирует второй этап — а это очень большое сознательное усилие, случайно не получится, исключено, — внешне ничего не заметно. Просто следить за собой, не лезть на первый план — и всё будет нормально. Делать вид, что рука всё ещё побаливает, оценивать диапазон воспринимаемых звуковых и тепловых волн… В общем, прижмёт — выкрутится. Не в первый раз.

Берт глубоко вдохнул, отклеился от лиственницы и побрёл к компании.

*

Он напросился на первую смену дежурства. Совершенно правдиво заявил, что всё равно не сможет заснуть. Соврал, что из-за ноющей раны. В целом прокатило, даже Айрин не цеплялась. Хотя она так устала, что проглотила бы и откровенную ложь.

Люди спали чуть в стороне, завернувшись кто во что. Майкл так и вовсе на заворачивался: похрапывал, раскинув руки, на куче лапника. Лес дышал обманчивым ночным покоем, который так любил Берт. Ещё вчера полуслепой, глуховатый и бесчувственный, он наслаждался одному ему доступным биением скрытой жизни — и пытался поймать в обретённом потоке информации ускользающее воспоминание…

Рывком обернулся на еле слышный шорох, вскидывая самострел. Стас замер и ухмыльнулся — свои, мол.