«Разрушив Башню, — сказал Пети, неестественно улыбаясь, — мы уберём ключевое, глобальное вмешательство в прошлое. Разомкнём временн
Берт резко вытолкнул воздух сквозь сцепленные зубы, попросил ноги и руки трястись поаккуратнее и полез к свету.
*
От этой жары было невозможно спастись. Застройка немного защищала от прямых лучей злого солнца, но не от жары. Она казалась осязаемой, и Берт ощущал, как невидимый эфир теплород проникает в каждую складку кожи, в каждую пору, вызывая нестерпимое жжение. Его распирало жаром, будто тесто в кадушке. Берт обливался потом, а ненавистный меч обжигал через рубашку и то тряпьё, в которое его замотали для конспирации. Не имея возможности отдать накопленное тепло окружающей среде, старый железный убийца щедро делился с хозяином.
Вавилон оказался потрясающе маленьким. Даже сквер перед Зданием казался Берту больше легендарного города, не говоря уже о центральном парке Гелио, где можно гулять целый день, не пройдя дважды по одной дорожке. Узкие и грязные улочки Вавилона, забитые крикливыми предками гелов, напоминали кипящий в тесной кастрюле городских стен суп. Река, делившая город надвое, щедро подливала из соусников-лодок в разноголосое варево пряную приправу — разномастных иноземцев. Вавилон жил своей обычной жизнью: шумел, торговал, музицировал, совокуплялся, строил, жрал, дрался, орал, танцевал, вонял… В общем, плевать хотел на одного из многих — диковатого белобрысого чужеземца с бестолковым мечом за спиной. Берт умел быть незаметным, вибрациями биополя не давая сосредоточить на себе нежелательное внимание, но всерьёз это умение пока что пригодилось всего дважды. Первый раз — чтобы войти в город мимо стражи, и второй — чтобы украсть с базарного прилавка несколько лепёшек, когда кончились его скромные припасы. Воду он брал из каналов, щедро разбросанных по городу, фильтровал через крайне полезную шляпу и пил. Местные фильтрованием не утруждались, но они привыкшие, а Берт брезговал.
Он бродил по Бабилону, не понимая, что здесь делает. Ещё он не понимал здешних наречий, разве что некоторые отдельные слова, да и то неясно — правильно или нет. Бабли не был языком Бабилона, вот в чём соль. То есть катастрофа. И это не единственное и не худшее, в чём соврала программа гипнообучения. Худшее в том, что Берт не видел Башни.
Картинка, знакомая каждому птенцу — величественный зиккурат в изразцовых узорах — отсутствовала в нулевой точке Древа. Берт излазил все кирпичные строения Вавилона и не нашёл ничего похожего. Строений, собственно, было немного, поэтому успел их обследовать дважды, а сколько-то подозрительные и трижды. С городской стены, открытой по мирному времени для зевак, обозревал окрестности с тем же результатом. Пришёл к выводу, что колесница по верху стены не проедет, хоть тресни.
Берт был готов плюнуть на всё с несуществующей Башни и полезть в Грааль, обратно, к Айрин, Пети и всем-всем-всем, но останавливало одно: а будет ли в конце туннеля Паола? Гелио? Хоть что-нибудь?
И шёл искать дальше.
Пять или шесть дней бессмысленных блужданий по городу понадобилась прекрасной, заточенной на анализ, памяти гела, чтобы вычленить и рассортировать несколько сотен слов, звучавших вокруг чаще других. И Берт смог наслаждаться сварками жадных купцов, похвальбой лихих наёмников, призывами шлюх и степенными беседами моряков более осмысленно. Он узнал, что козий сыр торгуют в этот сезон по три медяка, а синий виноград дал необыкновенно обильный урожай. Рыжая Аш-Ураш обслужила за ночь всю команду «Иштар», да так, что славные морские волки утром еле на ногах держались. Ограбили купца из Ниппура, но вынесли только лучшие шелка, купцу же оставили жизнь, шерсть и холстину — щедро. Жрец Аннунит предсказал штиль на море, хотя что он знает, этот жрец — на море другие боги командуют. И да, явление богов в Баб-Или намечается как раз на ближайшее новолуние.