Да, Грааль — путь в нулевую точку. Иначе не может быть, даже Габи сообразил. Хроногипсометрическое распределение тёмной… ладно, Айрин, уже заткнулся и перешёл к делу. В общем, насколько я могу понять, Паола — это точка динамического равновесия — Айрин, я честно хотел попроще! — между нулевой и текущим стволовым временем. Между фотоэнергией и тёмной. Ага, как встречные течения, точно. Сначала напор снизу был слабым, потом, за счёт распада ветвей, тёмная накапливалась, и точка Паолы приблизилась к стволовому времени настолько, что гелы докопались до Трещины. Я сравнивал параметры переброски за пятьсот лет — они постепенно менялись, причём в сторону облегчения процесса. Даже парные переброски стали возможны. Нет, не только я. Гоча писал, что стабилизация Трещины может быть связана с её эксплуатацией и усовершенствованием оборудования, повышающим вероятность туннельных переходов. Расчёты и моделинг приводил вполне на уровне. Но он считал зависимость линейной, а это неверно. На последнем временн
*
— Но ты же говорил, что лет двести ещё есть, — Берт робко нарушил затянувшуюся, разбавленную только шелестом ивовых ветвей и всхлипами реки, паузу.
— А? — вскинулся впавший было в задумчивость Пети. — Да, наверное, у Гелио даже больше есть. За Паолу не поручусь, тут своё время, мы только с интервалами перебросок чуть-чуть определились… Я имел в виду, что у нас больше не будет возможности во что-то вмешаться. Секрет перестал быть секретом окончательно, а мою ошибку Ник не повторит. Йорны тоже сообразят или уже сообразили. Я почти уверен, что совсем скоро здесь будет не продохнуть от рогов и перьев, и никто никого не будет слушать. Сейчас или никогда.
— Посёлок сожгут? — зачем-то спросил Берт. Ему было тоскливо и знобко от речной сырости.
— Специально — вряд ли, — вмешалась Айрин. — Скорее, стопчут по пути. И даже, мать иху так, не запишут в попутные потери.
Вёрткая, как мышь-полёвка, мысль крутилась у Берта в голове, но он никак не мог ухватить её за серый гладкий хвостик. Какая-то мелочь, нестыковка, логический провальчик… Ну, помимо Стёпочкиного наглого вранья.
— Может, всё ж таки лучше я полезу? — снова заговорила девушка. — Я тебя люблю, Берти, но, уж прости, временами ты тот ещё соплежуй.
От обыденности желанного признания у Берта перехватило дух, затмив и «соплежуя», и мышиный вопросик. За него ответил Пети:
— Может, и лучше, — пожал он бескрылым плечом. — Я ведь про тебя почти ничего не знаю. Зато знаю, на что способен Берт. И считаю, что его шансы велики.
Айрин задиристо вздёрнула подбородок и сощурилась:
— А чегой-ты тут всё решаешь, а, калека?
Берт обнял свою девушку за плечи. Почувствовал, как она напряглась на секунду и обмякла, привалилась к его боку.
— Он просто умнее, Айрин. И тебя, и меня, и тех, кто умнее нас с тобой. И живёт дольше, и знает больше. И наверняка знает, что нужно сделать на том конце Грааля, только ждёт момента, как бы это поэффектнее вывалить на мою голову.
Пети рассмеялся несколько неестественно.
— Ну ты даёшь, Берт… Ну хорошо. Я не уверен, конечно, но мне кажется, что…
И он сказал, что, по его мнению, следовало бы сделать в нулевом году по исчислению Древа.
*
— Сам же говорил, что как прижмёт — так что-то и получается, — ободряюще сказала Айрин, прижимаясь щекой к его ключице.
— Надеюсь, — пробормотал Берт неуверенно. Зарылся носом в её волосы, стараясь как можно точнее запомнить запах, текстуру, ритм биения жизненных потоков. Обниматься мешал прицепленный общими усилиями за спину тёзкин меч. На крестовине меча болталась на верёвочке войлочная широкополая шляпа, которую Айрин невесть у кого позаимствовала. Чтобы, значит, в дальних южных краях милому не напекло в макушку.
Ветер разгулялся не на шутку, разогнал дождевые тучи, заставлял деревья кланяться незваным гостям. А уж в Граале завывал, как тысяча йорнов в йойльскую ночь. Не то звал в дорогу, не то пугал.
— Точно-точно, — заверила Айрин, щекоча дыханием шею. — Иначе и быть не может. А ежели что не так пойдёт, то я полезу тебя выручать. Кем бы ты ни был, помнишь?
«Не лезь», — хотел сказать Берт, но вместо слов обнял крепче. Из всего, что он оставлял за спиной, эта потеря казалась самой большой, почти неподъёмной.
— Хорошо, — сказал он. — У меня теперь есть серьёзный повод, чтобы всё пошло так.